Это было нетипично. В последние годы желания только слабели, опадали как осенняя листва – и вдруг расцвели пышным цветом. Состояние было похоже на голод – только хотелось не еды, а ощущений. Если бы в теле существовал орган вроде желудка, отвечающий за переваривание прикосновений и звуков, то у Марины он бы сейчас жалобно урчал (Марина попыталась представить урчащий мозг и фыркнула).

О причинах гадать не приходилось. Куратор доходчиво объяснил, что с ней сделал подросток. Да она и сама это чувствовала. Отдав часть своих сил и отправившись на реабилитацию, она теперь должна была восстанавливать запасы. Отдыхать. Желать. Ощущать.

Мелких желаний было много, целая россыпь. Больших желаний – всего пара штук. Мысленно измерив их, Марина нашла одно особенное. И очень давнее. Настолько давнее, что его уже почти завалила груда откладываний и сомнений: чем дольше пытаешься на что-то решиться, тем сложнее преодолеть невидимый барьер. Особенно если речь идёт о человеческих связях: стоит такой связи оборваться – и люди отдаляются друг от друга, подхваченные течениями времени и обстоятельств. Ещё недавно вы были не разлей вода, а теперь дрейфуете каждый в свою сторону.

Бывают люди, похожие на тучи, делающие всё мрачнее и напряжённее. Бывают люди, похожие на солнце, согревающие всех вокруг; Наташа была как раз из таких.

Наташа с Мариной одновременно пришли работать в студию – достаточно большую, чтобы платить какую-никакую зарплату, и при этом достаточно маленькую, чтобы нанимать новичков без опыта. Марина только-только получила корочки художника-графика, и портфолио у неё было таким же тощим, как кошелёк: пара разовых подработок да одно участие в выставке. Наташа не могла козырнуть даже профильным образованием: она была экономистом-недоучкой, ушедшей с третьего курса, чтобы посвятить все силы тому делу, которое по-настоящему любила.

Нехватка базы сказывалась: изредка у Наташи проскакивали ошибки, в которые художников тыкают носом ещё на первом курсе. Но эти мелочи меркли на фоне энтузиазма и таланта.

Да, кто-то считает, что талант вообще не важен, что художник – это на 10 % светлая голова и на 90 % чугунный зад. Отдельные любители металлов утверждают даже, что для успеха достаточно стопроцентного чугуна. Может, они и правы. Но если трудолюбие – чугун, то талант – золото, его трудно отыскать и ещё труднее не заметить.

Наташа была и трудолюбивой, и талантливой. Надо нарисовать фон? Запросто – да так, что разглядывать его будет чуть ли не интереснее, чем персонажей. Надо покрасить? Без проблем – и палитра будет наслаждением для глаз. Каждая крохотная деталь у Наташи получалась живой и прямо-таки обаятельной – насколько обаятельными могут быть бутылочка зелья или мухомор.

Бывает и наоборот: диплом художника – вовсе не гарантия профпригодности. Или желания рисовать. Помнится, один Маринин однокурсник умудрялся путать Тинторетто и Тинто Брасса, а другой прямо на выпускном поклялся страшной клятвой, что больше никогда не нарисует ничего сложнее смайлика. Впрочем, даже на смайлики его не хватило – в переписке он обходился скобками.

Марина не считала себя сентиментальной, но сейчас на неё нахлынули воспоминания. Так бывает: перебираешь прошлое, когда не уверен в будущем.

«Столько художников – и ни один не может нормально нарисовать лошадь», – проворчал однажды преподаватель, разбирая их работы. Марина восприняла это как вызов. И стала отмечать в календаре дни футбольных матчей, ведь около стадионов дежурила конная полиция. Ментавры, как их прозвали в народе, не любят попадать в объектив фотоаппарата. А вот если кто хочет просто посмотреть на полицейских лошадей и сделать наброски с натуры – никаких проблем.

Анатомические атласы и видеоролики тоже помогали. Вскоре Марина назубок выучила, где у лошади бабка, а где каштан. Сделала десятки, сотни набросков. Величавые гиганты с большими грустными глазами и шелковистыми гривами начали ей сниться. А потом – и мерещиться наяву: вот облако в форме лошадиной головы, вот заводящийся мотор фыркает как конь…

Для дипломной работы Марина решила проиллюстрировать одну из любимых книг. Герои там часто передвигались верхом – вот он, шанс показать всё, чему научилась!

Один разворот, другой, третий – чем больше Марина рисовала, тем хуже ей становилось. Лошади были анатомически точны и гладко нарисованы. Один недостаток – в них не было жизни (при том что по сюжету они не являлись нежитью).

Со всадниками тоже всё было не слава богу: вот наклон головы точь-в-точь как у гипсового Диониса, вот нахмуренные брови как у гипсового Сократа. Нарисовав по ходу учёбы десятки гипсовых бюстов во всевозможных ракурсах, Марина набила руку – и отбила фантазию.

Очередной черновик. Клик – и нет черновика. Попытка за попыткой отправлялись в корзину. Марина судорожно пыталась нащупать персонажей, поймать ускользающие образы и перенести их на экран. Безуспешно. День за днём тратились впустую. До тех пор, пока не стало ясно: либо она сделает как получается, либо опоздает.

Скрепя сердце, Марина вымучила три десятка разворотов. Защитилась на отлично. И больше никогда не открывала те иллюстрации.

Словом, Марина была противоположностью Наташи. И смотрела на неё как аквалангист на дельфина.

У Наташи были золотистые волосы, её загорелая кожа была покрыта веснушками, а глаза всегда лучились оптимизмом. Даже утром понедельника. Даже в дедлайн. Даже когда она приезжала утром на работу прямиком из аэропорта, после бессонной ночи перелёта. Едва она входила в комнату, там становилось светлее.

Иногда Марину это почти удивляло – особенно когда она ковыряла какую-нибудь скучную задачу или вспоминала тех однокурсников, которые разочаровались в профессии ещё до того, как в неё погрузиться.

Но чаще это радовало. Подзаряжало. Напоминало, что всё не зря.

Наташу заметила не только Марина. Когда освободилось место уровнем повыше, было очевидно, кому его отдать. И ни один сотрудник, даже из проработавших гораздо дольше, не возмутился и не удивился.

Отношение к Наташе не поменялось и тогда, когда год спустя она объявила об уходе в другое место – для неё это была ещё одна ступенька наверх. Сотрудники устроили ей небывалую «отвальную», больше похожую на пышный праздник, пусть и слегка грустный.

Какое-то время Марина собиралась написать Наташе, поздравить с Днём рожденья, спросить, как дела на новом месте. Но вскоре сама сменила работу, потом был аврал, потом личные проблемы, потом поиск подработок, потом состыковка основной работы и побочных заказов… Когда Марина спохватилась, оказалось, что прошло уже несколько лет. И странно было бы всплывать этаким приветом из прошлого.

Однако сейчас Марину было странностями не напугать: они напрыгивали на неё постоянно, одна другой страньше. Марина решилась.

Найти Наташины соцсети было просто. Написать ей личное сообщение – посложнее. Нажать кнопку «Отправить» – ещё сложнее. Но в худшем случае Наташа просто не ответит, а в лучшем…

Неопределённость похожа на невесомость: зависаешь в ней, ни там ни тут, между хорошим и плохим. И всё же быть между гораздо лучше, чем не быть вовсе.