И не добежали – их всех перестреляли сверху, со стены. Но на смену этим казакам уже плыли их товарищи, они громко кричали «Сарынь!», взлезали на причал, бежали к стругу…

Но что там было дальше, чем эта битва закончилась, Маркел не видел, так как кирюхинский струг уже повернул за Горбатый остров и казаки, равно как и пристань, и Царицынская крепость, скрылись за поворотом. Теперь можно было не спешить. Маркел снял шапку, сел на приступке своего чердака и перевёл дыхание. Стоявший рядом с Маркелом Кирюхин сказал:

– Вот Бутурлин и отбился. Потому что как его теперь за стенами достанешь? А нас бери голыми руками, они думают. – Тут Кирюхин усмехнулся и прибавил: – Ничему их прошлый год не научил!

– А что было в прошлом году? – спросил Маркел.

– Да то, что и в этом, – ответил Кирюхин. – Обмишурился Порфирка. Сперва он думал взять Бутурлина с наскока, да ничего у него из этого не вышло. Тогда он за мной погнался. Гнал, гнал – и не догнал, развернулся и пошёл обратно. И так будет и в этом году: постоит он под Царицыном, положит половину войска и уйдёт к себе на Дон. А там его ссадят с атаманства. Потому что не лезь, если не умеешь! Дай дорогу другим, скажут. Вот, скажут, есть у нас Никита Волдырь, давайте крикнем Никиту, он ловчей. И крикнут! И на следующий год сюда придёт уже Никита, и мы будем уже с Никитой биться.

– А ты что, – спросил Маркел, – этого Никиту знаешь?

– Знать не знаю, а наслышан, – уклончиво ответил Кирюхин.

Да и Маркел больше ничего не спрашивал, а просто по целым дням стоял, поглядывал по сторонам и то и дело головой покачивал. Места были дикие, голые, в глаза дул песок, и поэтому просто не верилось, когда Кирюхин говорил, что им только бы доплыть до устьев и тогда всё сразу переменится.

– Там же кругом всё заросло и затопилось! – говорил Кирюхин. – Там же вместо одной Волги триста рукавов, и каждый течёт, куда хочет. А сколько там рыбы, сколько птиц и всякого зверья! А змей!

И тут он обычно крестился. А потом смеялся, прибавлял:

– Будем идти обратно, надо будет стеречься, как бы там слона не потерять. Там же такие чащи непролазные, там же камыш, как лес, пятисаженный!

Маркел молчал, поглядывал по сторонам. Справа был один остров, голый, слева – другой, такой же, впереди – третий… И так дальше – караван шёл вниз по Волге, небо было чистое, солнце палило нещадно. И на второй день оно палило, и на третий, острова появлялись то слева, то справа, кирюхинский струг шёл впереди, за ним шли купеческие корабли, всего их было сорок два, потом пятнадцать из них, сказал Кирюхин, останутся в Астрахани, а остальные пойдут так – одни по морю в Терский городок и дальше сухим ходом на Шемаху, а другие по морю на Мышлак и дальше сухим ходом же в Бухарию.

– А мы куда? – спросил Маркел. – Туда или туда?

– А мы туда, куда у тебя в подорожной записано.

– Но у меня там записано «куда будет указано»!

– Вот, значит, будем ждать, куда нам укажут, – ответил Кирюхин.

– А куда лучше? – спросил Маркел.

– Хрен редьки не слаще, – ответил Кирюхин. – С терской стороны шамхальцы, а с мышлакской – караганцы.

– А кто это ещё такие?

– О них ещё рано спрашивать, – сказал Кирюхин. – Сперва надо пройти Демьяна. И вот это уже наш природный человек, крещёный, живёт в Волжском устье, в Камызячьем рукаве. У него тридцать стругов и десять сотен войска. И вот когда через него пройдём, тогда будешь про шамхальцев спрашивать.

И тут Кирюхин усмехнулся, а Маркел подумал, что пока и в самом деле надо думать только о том, как бы скорее догрести до Астрахани и чтобы там кызыбашский посол…

Нет, про посла тоже рано, подумал Маркел. А о чём тогда не рано? Голова шла кругом. Маркел смотрел на воду, жмурился, в воде отражалось солнце, вёсла били по нему, и оно рассыпалось. Так они плыли девять дней, а на десятый Волга разделилась в первый раз, рукав назывался Бузан, он был куда шире Оки, и берега там были зелёные, трава сочная, такую бы…

Ну и так далее.

А назавтра, с левой стороны, они увидели Астрахань. Было это девятого июня, на преподобного Кирилла, игумена Белоезерского.

Астрахань Маркелу очень глянулась. Ещё бы! Это же сколько они плыли, ничего вокруг не видели, и тут вдруг такая красота: каменные стены, башни, а за ними высоченные колокольни, тоже каменные. А камень беленький и солнце яркое, а народ на пристани так и гудит, так и толчётся. И сколько же там народу – почти как в Москве! Да это и есть почти Москва, подумалось, ну или хотя бы Казань. А как густо пахнет рыбой! А как солью! Маркел нюхал воздух, ноздри раздувались.

А корабли мало-помалу приближались к пристани. От кремля уже звонили колокола, народ в рядах останавливался, оглядывался на караван и опять принимался за свои дела. Да, думал Маркел, это вам не Царицын, и, улыбаясь, слушал звон колоколов. Потом оглянулся на чердак. Там уже стоял караульный с пищалью, сторожил сундук. Маркел одобрительно кивнул и снова стал смотреть на Астрахань. Потом оглянулся на купеческие корабли, они легко шли по течению. И ветер тоже был попутный, а это добрая примета, вспомнилось.

И тут с берега вдруг начали кричать, наши откликнулись. На берегу приготовились. Кирюхинский, правильнее, есаульный струг первым ткнулся в мостки, с борта бросили верёвку, с берега её поймали и зачалили. Кирюхин не спеша сошёл на пристань, за ним пошли остальные, и с ними Маркел в общей куче. Потому что, а зачем лезть на рожон, подумалось, люди же бывают разные, бывают наши, а бывают и не наши, а бывает, и чёрт разберёшь, как вон тот молодчик на пристани, который на Маркела так и пялится!

И так ведь оно и случилось, Маркел не ошибся, потому что только он сошёл с мостков, как тот молодчик тут же подошёл к нему, поклонился и с почтением сказал:

– Маркел Петрович!

Маркел глянул на молодчика, подумал и спросил:

– А ты кто?

– Я Филиппов, – ответил молодчик. – Филиппов, здешний губной староста. Меня к тебе приставили.

Маркел помолчал, потом спросил:

– А как ты меня узнал?

– Так как это?! – сказал Филиппов. – Про тебя только глухие не наслышаны. Да и вас, московских, сразу видно.

Маркел мрачно хмыкнул.

– Пойдём, – сказал Филиппов. – Тебя у воеводы ждут. А воевода у нас знаменитый, сам знаешь.

Ну ещё бы, подумал Маркел, князь Троекуров, самодур известный, и мотнул головой, и спросил:

– А что слышно про посла про кызылбашского?

– А! – только и сказал Филиппов и махнул рукой.

Маркел понимающе кивнул, и они пошли вверх, к кремлю. В воротах их, ничего не спрашивая, сразу пропустили. Они вошли в кремль, прошли мимо строящегося храма, Маркел перекрестился, прошли мимо второго, освящённого, Маркел опять перекрестился, и повернули вдоль стены.