другой. Капитан заверил, что он выполнит просьбу, и поэтому отказывал всем, заявляя, что эту вещь получит только Грин и никто иной.

Однажды, несмотря на то, что было упущено подходящее время, капитан отдал приказание плотнику начать строительство дома на берегу. Между тем, когда мы впервые сюда прибыли (и когда дом действительно можно было построить), капитан не хотел об этом и слышать. Плотник ответил, что при таких снегах и морозах он не может, да и не хочет браться за эту работу. Услышав такой ответ, капитан вытащил плотника из каюты, избил, изругал последними словами и угрожал повесить. Плотник заявил капитану, что знает свои обязанности лучше его и что он-де корабельный плотник, а не домостроитель.

Назавтра после стычки Филипп Стаф взял охотничье ружье и отправился с Генри Грином на охоту. Узнав об этом, капитан Гудзон крайне рассердился на Грина и решил, что камзол пушкаря получит помощник капитана Роберт Байлот, которому и отдал эту вещь. Видя такое дело, Генри Грин потребовал, чтобы капитан выполнил данное ранее обещание. Тогда капитан набросился на Грина и заявил, что если даже его друзья не рискуют дать ему в долг 20 шиллингов, то с какой стати он должен ему доверять? Мало того, он сказал Грину, что никакого жалованья тот не получит (между тем капитан обещал, что заплатит ему сполна, как любому матросу на судне, и по возвращении добьется зачисления его в гвардию принца). Дальше вы увидите, как по наущению дьявола Грин стал чинить капитану всяческое зло.

Все то время бог был к нам милостив, и за три месяца мы добыли не меньше сотни птиц, похожих на куропаток, но белых как молоко[51]. Весной эти птицы исчезли, а вместо них прилетели разные другие, как то: лебеди, гуси, утки и чирки; однако подстрелить их было нелегко.

Мы обшаривали все лесистые холмы и долины в поисках пищи, пусть самой плохой. Мы не брезговали даже ягелем и головастиками. Богу было угодно, чтобы Томас Вудхауз нашел почки какого-то дерева, пропитанные чем-то вроде скипидара. Из них врач готовил отвар для питья, а также прикладывал нагретые почки к больным местам. От этого лечения все больные сразу почувствовали облегчение.

И вот примерно в начале ледохода в заливах на судно явился дикарь, чтобы на людей посмотреть и себя показать. Он был первым, кого мы увидели за все это время. Мы обошлись с ним учтиво и ласково, надеясь извлечь из встречи большую пользу.

Капитан подарил дикарю нож, зеркало и пуговицы; он принял их с благодарностью и знаками показал, что пойдет спать, а затем возвратится. Так он и сделал, вернувшись с санями, на которых были две оленьи и две бобровые шкуры. Под мышкой он держал мешок, из которого вытащил предметы, подаренные ему ранее капитаном, и, положив нож на одну из бобровых шкур, а зеркало и пуговицы — на другую, предложил капитану все это взять, что тот и сделал. Тогда дикарь взял обратно подаренные ему капитаном вещи и снова положил их в свой мешок.

Затем капитан показал дикарю топор, за который тот предложил одну оленью шкуру, но капитан хотел получить обе, и дикарь неохотно на это согласился. Показав жестами, что и к северу и к югу от нас есть люди и что после стольких-то ночей он придет снова, дикарь ушел, но больше к нам не возвращался.

Но вот во льдах образовались такие большие разводья, что можно было спустить лодку, и капитан приказал Генри Грину и другим отправиться на рыбную ловлю. В первый день они наловили 500 рыб величиной с большую селедку и немного форели. Мы уже начали серьезно надеяться, что нам удастся пополнить запасы. Но такой улов за один день оказался самым большим. В течение многих дней не удавалось добыть и четверти этого количества.

На рыбной ловле Генри Грин и Вильям Вильсон сговаривались с другими захватить сеть и шлюпку и сбежать. Но капитан сам взял шлюпку, чтобы исследовать берег, плывя к югу и юго-западу, и попытаться встретиться с людьми, так как в этом направлении он видел лесной пожар.

Итак, капитан взял сеть, шлюпку и запас продовольствия на девять дней и отправился на юг. Оставшимся было приказано взять на борт воду, лес и балласт и до его возвращения подготовить судно к отплытию. Он был уверен, что если ему повстречаются дикари, они снабдят его большим запасом свежего мяса. Но случилось так, что капитан возвратился с еще меньшими запасами, чем выехал, и хотя местные жители подожгли лес на его пути, они не вышли ему навстречу.

Возвратившись, капитан начал готовиться в обратный путь и прежде всего раздал команде весь хлеб, хранившийся в трюме. На каждого человека пришлось всего по одному фунту, и, деля хлеб, капитан плакал, что его так мало. Чтобы раздобыть еще хоть немного пищи, послали лодку на рыбную ловлю. Она ушла в пятницу утром и вернулась в воскресенье в полдень, но привезла всего 80 маленьких рыбок, чтобы заполнить 18 голодных желудков. После этого мы снялись с якоря и, покинув место зимовки, вышли в море.

Хлеб кончился, и нам пришлось довольствоваться одним сыром, которого оказалось всего пять головок. Команда начала роптать, так как, по подсчетам людей, должно было остаться девять головок. Капитан разделил сыр поровну, хотя некоторые советовали ему этого не делать, напоминая, что среди команды есть такие люди, которые сразу все съедят, будучи не в состоянии справиться со своим аппетитом.

Я знал о том, что раньше Генри Грин отдал половину двухнедельного хлебного пайка на сохранение товарищу и просил его до следующего понедельника ничего ему не давать. Однако уже в среду вечером Грин забрал хлеб обратно и съел весь паек, выданный на первую неделю. Боцман Вильсон съел за один день весь двухнедельный хлебный паек, а потом два-три дня провалялся на койке, корчась от боли.

Капитан раздал весь сыр по следующей причине: головки были разного качества, и он решил дать всем лично убедиться, что никого не обманывает и каждый получит одинаковое количество и плохого и хорошего сыра. Всего было роздано по три с половиной фунта на семь дней.

При попутном ветре мы пошли на северо-запад, но ночью в понедельник 18 июня попали во льды и