Исидор.

PS. Я буду весь вечер в "Бешеной кошке".

— Отлично! — весело воскликнул Панафье.

Затем, держа оба письма в руке, он весело прибавил:

— Странно, но мне кажется, что эти два письма каким-то таинственным образом связаны между собой. Что делать? Пойти за братьями Лебрен? Нет, я должен сначала все выяснить. Во-первых, я заинтересован в этом деле лично, а во-вторых, братья могут слишком поторопиться и этим все испортить. Я пойду к Ладешу один. Он укажет мне дом и человека, за которым я должен следить, чтобы узнать, где он живет. Но надо быть осторожным, иначе можно ошибиться. Сегодня вечером я узнаю, правда ли то, что он мне пишет, а братьям я успею сказать об этом и через два-три дня, когда соберу все нужные сведения. Для них достаточно пока и того, что я узнал сегодня.

Он помолчал, затем вдруг вскрикнул:

— Но ведь Нисетта — любовница Жобера! Это уж чересчур! Пойми тут что-нибудь! Я думал, что первый заставил ее изменить своему супружескому долгу. Верь после этого ее невинному виду… Завтра я наведу справки о ее любовниках.

Затем он вытряс свои карманы, и оказалось, что у него есть еще пять луидоров.

— Хорошо, — произнес он, — за двадцать франков Ладеш сделает что угодно. Если мы пойдем в этот игорный дом, то у меня еще останется три луидора на игру. Этого вполне достаточно, тем более, что завтра я надеюсь получить деньги. А теперь пора отправляться на свидание.

Он уже собирался выйти, когда его взгляд снова упал на письмо Луизы.

— Бедняжка, — проговорил он, — она должна как-нибудь развлекаться. Тем более, что нет ничего предосудительного, если она постоянно будет посещать семейные дома. А завтра я ее порадую маленьким подарком!

Он погасил свечу и сошел вниз. Полчаса спустя он входил в "Бешеную кошку", где, как всегда, было много народа.

Он сделал знак Ладешу и Пьеру Деталю, те подошли к нему, и они втроем сели за стол. Приказав подать бутылку вина, Панафье обратился к Ладешу.

— Ну что? Ты нашел его? — спросил он.

— Да, я знаю место, куда он пойдет сегодня вечером.

— И куда?

Ладеш покачал головой.

— Что с тобой? — спросил Панафье.

— Что со мной!.. У каждого свои делишки, и я хочу знать — берете вы меня или нет?

— Но ведь это уже решено — ты же нам служишь.

— Значит, вы меня берете?

— На вот задаток, — отвечал Панафье, давая ему луидор.

— В таком случае, я исполню любое ваше поручение. Вы позволите мне немного выпить? — спросил он, кидая луидор в карман. — И я расскажу в двух словах суть дела. Он посещает два игорных дома: один на улице Омер, другой — в предместье Сен-Дени. В этот последний он ходит по четвергам.

— И ты говоришь, что он должен отправиться туда сегодня вечером?

— Да.

— Каким образом ты это узнал?

— О, очень просто!

— Прежде всего, скажи мне, что из себя представляет аббат Пуляр? Действительно ли он аббат?

— Совсем нет! Разве вы этого не знаете?

— Не знаю. Мне сказали, что если бы аббат Пуляр был жив, то он помог бы нам провернуть наше дело. Ты мне сказал, что аббат жив, следовательно, он может мне помочь. Вот каким образом я узнал, что существует аббат Пуляр, и вот почему желаю его видеть. Но больше я не знаю о нем ничего. Он действительно аббат?

— Вовсе нет. Просто он воспитывался в семинарии Сен-Сюльпис. Три раза он убегал оттуда, и три раза его возвращали. Он — веселый малый, — смеясь, продолжал Ладеш.

Его смеху вторил громкий хохот Пьера Деталя.

— Итак, — продолжал Ладеш, — он был возвращен в семинарию, и когда бежал в четвертый раз, то его семья махнула на него рукой. Он же, в свою очередь, написал своим родным: "Я чувствую, что не рожден быть священником. Позвольте мне заниматься коммерцией". Родные ответили отказом. Так как он продолжал упрямиться, ему перестали высылать деньги. Родные говорили себе: "Он уступит, когда останется без гроша". Тогда Пуляр решил устроить скандал: он надевал сутану и прогуливался в людных местах под руку с красавицами и с трубкой в зубах. Когда ему говорили: "Вы носите монашеский костюм, а здесь запрещено в нем появляться", он отвечал: "Дайте мне другой. Я только этого и хочу, так как мне нечего надеть. Я надеюсь, вы не заставите меня ходить голым". Но это продолжалось всего несколько дней, после чего ему запретили посещать рестораны в этой одежде. Знаете, что он тогда сделал? Он купил старые гвардейские пуговицы и пришил их к своей сутане. В то время его любовницей была Лида — модистка. Она пришила ему к сутане воротник из зеленого атласа. Тогда его стали везде пускать, говоря: "Это оригинал", и дали прозвище "аббат".

— Но сколько же ему лет?

— В то время было двадцать пять.

— Что он за человек?

— О, он очень красив, а главное — силен и ловок.

— Он игрок?

— О, да! Один раз он проиграл свой галстук, костюм и сапоги.

— Это человек, с которым очень приятно познакомиться, — проговорил Панафье.

— Ну да, но в тот раз он снова все отыграл.

— Каким же образом?

— С помощью золотой булавки, которую он поставил и которая ему все возвратила. Это его мания. Он постоянно носит в галстуке большую булавку без головки, но золотую.

Панафье против воли вскрикнул.

Ладеш взглянул на него и, увидев, что он бледнеет, спросил:

— Что с вами?

— Ничего, ничего, — отвечал Панафье, сразу же приходя в себя, — все в порядке. Я только озадачен тем, что слышу. Не правда ли, какой странный человек… О да! Очень странный.

При этих словах Поль вытирал пот, выступивший у него на лбу, и старался скрыть свое учащенное дыхание. Он чувствовал, что холод пробегает у него по спине, тогда как голова горит огнем. Он пытался победить охватившее его волнение и бессмысленно глядел на Ладеша, продолжавшего свой рассказ.

Волнение Панафье было вполне понятным, так как теперь он ни в чем не сомневался. Таинственный аббат был игроком, он был любовником и другом Адели Мазель. И булавка, странная золотая булавка, всегда была при нем.

Между тем Ладеш, не замечая, что происходит с его собеседником, продолжал:

— Я припомнил одну прачку, с которой он был знаком одно время. Я побывал у нее, и она мне сказала, что сейчас он не поступает так глупо, как раньше, но продолжает играть. "Я видела его у одной заказчицы, которая обедает в