заведении, куда он иногда заходит", — добавила она. Тогда, — продолжал Ладеш, — я узнал адрес этой дамы, проживающей на улице Лаваль, отправился туда и сказал, что пришел от имени одного господина, который желает знать, где можно ее увидеть. Она ответила мне, что человек, желающий ее видеть, сам назначит место. Тут я и ввернул, что он хочет встретиться хотя бы там, где она обедает. В ответ она сказала: "Я обедаю в предместье Сен-Дени у Баландье". "Дело в том, — продолжал я, — что этот человек видел вас с аббатом и не хотел бы с ним встретиться". "О, это очень просто, — сказала она тогда. — Аббат бывает у Баландье только по четвергам". Вы понимаете, что это было не особенно хитро, но я узнал, где и когда можно увидеть аббата. Как раз сегодня четверг!

Панафье уловил только конец рассказа Ладеша и спросил:

— Итак, ты говоришь, что он бывает каждый четверг у Баландье? Знаю это место — я там бывал. А не знают ли там, как сейчас его дела?

— Мне говорили, что будто бы он теперь при деньгах. Многие еще думают, что он провинциальный аббат и временами появляется в Париже. Некоторые говорят, что он расстрижен. В сущности же никто ничего о нем не знает: он исчез из Латинского квартала и появился там только десять лет спустя, но уже в светском платье.

— Ты его знаешь?

— Да, я его знаю, но мы не знакомы, если это тот, о ком я думаю. Вы же знаете, господин Панафье, иногда человек может ошибиться.

— Вот что мы будем делать сегодня вечером, — сказал Панафье, подумав несколько минут. — Вы отправитесь вместе со мной в предместье Сен-Дени.

— К Баландье? — с неудовольствием спросил Пьер Деталь.

— Нет, вы останетесь оба у двери и будете ждать его выхода, а затем будете за ним следить — так, чтобы он этого не заметил, — и узнаете, где он живет.

— Ну, это очень легко!

— Что касается меня, то я войду к Баландье и буду наблюдать за ним. Я хочу посмотреть — тот ли это человек, который мне нужен, так как я не хочу погубить дело, рассказав о нем первому встречному.

— Да, конечно, надо быть очень осторожным. Вы довольны мной, господин Панафье? — спросил Ладеш.

— Очень доволен, — отвечал Панафье, пожимая ему руку.

— В таком случае, — заключил, вставая, Пьер Деталь, — надо на дорогу распить бутылочку.

— Да, но только поскорее, так как мы можем опоздать.

Когда бутылочка была распита, Панафье заплатил и в сопровождении своих двух помощников отправился в предместье Сен-Дени.

Глава IX

У БАЛАНДЬЕ

Место, в которое мы введем нашего читателя, заслуживает особого внимания. Это типичное кафе, где дают обеды и где столуются женщины. Большая часть посетителей — именно они, и мужчины появляются здесь только изредка.

Мы уже сказали, что заведение Баландье помещалось в предместье Сен-Дени, недалеко от улицы Энгиен, в трехэтажном доме.

Ворота этого дома были узки и мрачны, и из-под них постоянно текли ручьи помоев. Кухни всех трех этажей выходили на узкую, крутую лестницу, и на ней всегда был слышен запах плохой стряпни. Надо было иметь крепкий желудок, чтобы не потерять аппетита, поднявшись на третий этаж.

Войдя в коридор, служивший передней, посетители вынуждены были дышать воздухом, настоянным на смеси запахов керосина и неопрятно содержащихся кошек. Здесь толстая девушка, плохо говорившая по-французски, брала у посетителя шляпу и пальто и относила их в другую комнату. Эта любезность была своеобразной мерой предосторожности, которая не позволяла никому выйти незаметно. Затем та же самая девушка открывала дверь в столовую.

Столовой служила комната, оклеенная выцветшими обоями, и единственной мебелью в ней были буфет из красного дерева и большой белый стол посредине, да над камином висело зеркало в серой рамке, причем прямо на зеркале завсегдатаи кафе, пользуясь бриллиантами из колец, нацарапали массу глупостей.

По стенам было развешано несколько плохих литографий. На камине перед зеркалом стояли четыре фотографии: хозяйки дома; ее дочери — особы двадцатью годами моложе, очень красивой, в весьма легком костюме; жандарма — первого мужа Баландье и отца ее дочери; и красивого молодого человека, которого дочь Баландье называла другом мамаши.

Стол был застелен скатертью сомнительной чистоты, которую меняли раз в два дня; салфетки менялись два раза в неделю, и постоянные посетители вкладывали их в кольца с номерами.

Сама Баландье занималась хозяйством; ее дочь очень редко садилась за стол — самое большее шесть раз в год. И никто никогда не видел друга мадам Баландье — красавца Густава. Когда в час обеда ему нужно было переговорить с Баландье, он вызывал ее на кухню.

Рядом с большой столовой была комната поменьше, меблированная немного лучше, и стоящий посредине нее стол был покрыт зеленой салфеткой.

В этой комнате после обеда постоянные посетительницы говорили какому-нибудь новичку, явившемуся в первый раз:

— Сейчас будут играть по-маленькой, а я забыла мое портмоне. Дайте мне в долг луидор.

Иногда это имело успех, но, нужно заметить, довольно редко.

В это-то место в восемь часов вечера и вошел Панафье.

Обед уже начался: человек двенадцать женщин сидели за столом, в то время как от сильного пола было всего четыре представителя.

Панафье заметил, что все дамы были не в духе — ни одна из них не разговаривала, что казалось удивительным. Что касается мужчин, то, наклонившись над своими тарелками, они яростно трудились, пытаясь разрезать жилистое мясо.

Панафье хотел завязать разговор со своей соседкой. Оказалось, что это сделать очень легко, так как она начала первая.

— Вот так обед! — сказала она. — К счастью, у нас свои зубы, а то невозможно было бы перегрызть это мясо.

— Да, действительно, — поддержал Панафье, — надо быть глубоко убежденным в том, что это мясо, чтобы согласиться его есть. Здесь всегда так кормят?

— Как? Всегда такой обед? Не-е-ет. Если бы это было так, я не ходила бы сюда. Но как только приходят некоторые посетительницы, так сразу же им подают лучшие куски, а нам — ничего.

— Но, — с горечью перебила ее соседка, — мы, по всей вероятности, хуже этих дам.

— Каких дам?

— Мы-то очень хорошо знаем, кто они такие, — сообщила одна из женщин, — а между тем они делают вид, что лучше нас.

— А кто они такие? — спросил высокий мужчина, обращаясь к своей соседке. — Я не видел, как они входили.

— Разве ты не знаешь, что это те мадам, про которых говорят, что они честные женщины?

— Да уж!

И все за столом громко