Анна звонко засмеялась.

— Макароны?

— Да. С сыром.

— Здорово!

— Почему?

— Не знаю. Как-то забавно. Ну а вредные привычки у тебя есть? Может, кофе?

— Нет, кофе не пью. Люблю шоколадки, «Аленку».

От приступа веселья Анна не удержалась и опустилась на локти. Витя с восхищением наблюдал за этим причудливым танцем. Ему было хорошо от простых вопросов, от ее радости. Уютно, тепло необыкновенно. Неосмысленное воспоминание детства подкрадывалось к нему. Мама, мама… Просто пришел вожатый и сказал: надо вернуться в Москву, на похороны. Ее не стало, когда ему было пятнадцать. Спустя несколько лет умер отец. Но по привычке он говорил: «Я потерял мать». Потому что с ней были связаны ощущения заботы, ласки. Он помнил ее руки, неизменно протягивающие перед сном стакан кефира. Потом, один, он не мог спать, не почувствовав во рту кисловатый вкус, и не мог его пить, так как на глаза наворачивались слезы. Нетрезвый отец всегда был тенью невосполнимой утраты самого близкого человека. А теперь… Макароны с сыром.

— С тобой очень приятно заниматься. Правда, мне нравится, — сказал он, когда Анна уже стояла в дверях.

— С тобой тоже.

Они вышли вместе. Он следовал за ней по деревянной неустойчивой дорожке, проложенной от крыльца до ворот, держа руку в напряжении, чтобы подхватить ее в любой момент. Если поскользнется, если оступится. Осень распускалась прозрачными желтоватыми листьями, приглушенными лучами солнца.

— Пока — обернулась она, встряхивая волосами, вновь одаривая его улыбкой. Они пошли в разные стороны, но каждый чувствовал натянутую ниточку нежности, которая обязательно приведет их обратно.

Слава богу, ночь закончилась. Анна, стараясь не шуметь, выбралась из спальника. Вокруг разносилось мирное посапывание. Она осторожно подняла рюкзак и вышла из палатки. Теплое дыхание уперлось в стену холодного воздуха. Она приблизилась к раковине, над которой висело маленькое мутное зеркало. Собственное отражение пугало: лицо, покрасневшее, припухшее, глаза отекли, волосы торчат в разные стороны. Озноб отодвинулся на второй план. Анна быстро достала косметичку. Зачерпнув в бочке воды, почистила зубы. Кожу лица аккуратно протерла тоником, ощущая противное жжение. Потом нанесла увлажняющий крем. «Какая идиотка!» — проносилось в голове. Витя миллион раз сказал, чтобы она мазалась солнцезащитным кремом, но еще в Ришикеше ей никак не удавалось загореть, поэтому она решила воспользоваться горным солнцем. Результат в обрамлении пушащихся волос смотрел прямо на нее. И все же… Глаза ее горели. Поле завтрака предстояло пройти еще пять километров до ледника, чтобы совершить омовение в святой воде.

На первый взгляд дорога была не такой устрашающей. И погода казалась достаточно ровной и спокойной. Светило солнце, и она шла в одной футболке, повязав свитер вокруг бедер. Рюкзак она сразу же отдала Володе, не сопротивляясь. Он шел рядом, на этот раз не собираясь ее оставлять. Витя быстро исчез впереди, оценив ее заботливую компанию, к которой присоединился еще и Ден. Она держалась один километр, не больше. Затем силы начали оставлять измученное тело. Тропинка оборвалась среди бесконечных громоздких валунов, через которые нужно было перелазить. Горки, пригорочки, крутой подъем… Она выдохлась. Ярость подступила к голове. Она ненавидела себя за собственную слабость. Ну почему, почему они все впереди? Володя подбадривал ее, его рука крепко сжимала хрупкую ладонь, таща за собой. Ден по-собачьи заглядывал в глаза, потом искоса на ее пальцы, сцепленные вновь не с его.

— Ребята, вы идите, я догоню. Серьезно.

Ден, отвергнутый прошлой ночью, готов был согласиться.

— Володь, если девушка так хочет…

— С ума сошел! Ее нельзя оставлять. — Увлекал он ее за собой.

Анна молчала. Больше не реагировала на шутки, на взгляды.

— Надень шапку! — настаивал Володя. — Тебе голову печет, от этого еще тяжелее.

— Не хочу. — Отталкивала она протянутый кусок шерсти. — Она же теплая, в ней вообще кошмар.

— Ты ничего в этом не понимаешь!

— Плевать. Не хочу!

— Ты прямо как баран… горный… Что за человек такой?

Анна в очередной раз садилась на камни, борясь с сердцебиением.

— Все уйдите. Вы меня достали.

— Ладно. Пойдем, Володь. Мы только мешаем.

Володя пожал плечами с глубоким сомнением на лице. Через пару минут они скрылись из виду. Мыслей не осталось, любые ощущения глушила ярость. Анна расстелила куртку между камней, под голову подложила скомканный свитер. Она легла и закрыла глаза, подставляя ноющую кожу открытому солнцу. «Будь что будет. Я больше не сдвинусь с места». Прошло минут пять, может, меньше. А дремота уже проникла под отяжелевшие веки.

— Вставай, красавица! — Над ней возвышалась высокая фигура Володи. Он обхватил ее запястье, заставляя встать. — Я знаю, это просто демоны выходят, не пускают тебя к святой воде.

Ден стоял рядом, спрятав руки в карманах. Он ни за что бы не вернулся, но не мог позволить Володе прийти к ней одному. Это было так очевидно, так горьковато-омерзительно. В темпе заевшей пластинки они, наконец, предстали перед ледником. Издали она увидела Витю, смотрящего на них. Большинство уже искупались и теперь, спрятавшись в свитера по самые глаза, собирались обратно.

— Аня, пойдешь в воду? — Витя нервно потирал руки.

— Да.

— Ты помнишь, что Свами говорил?

— Да.

Конечно, она помнила. Главная ее цель. Нужно помолиться, потом три раза совершить омовение. Она забрала свой рюкзак и пошла за высокий неровный камень, чтобы переодеться. По дороге наткнулась на Таню с фотоаппаратом.

— Можешь мне помочь?

— Конечно.

Не замечая пронизывающего ветра, Анна сняла с себя все. Девочка-манго окружала ее ореолом пушистого пледа, пока она обматывала себя оранжевым сари.

— Не могу завязать.

— Дай я попробую.

Таня зубами стянула узел на груди. С обнаженными плечами, с волосами, развевающимися на ветру, она приближалась к воде, чувствуя, будто изображение замирает, выхватывая два ярких пятна картины — ее, следующую испытанию, мечте об освобождении, и его — обращенного к ней каждой частицей души.

Вода обожгла ноги. Множество судорог полетели вверх по икрам, проносясь по всему телу. Вот-вот она окунется в воду, нужно сформулировать свое желание, прошептать внутри себя слова молитвы. Она думала, что попросит об исцелении, о здоровье, о покое, который никак не обрести. Но сейчас, когда бездна неба была над ней, со всех сторон смотрели молчаливые горы, а ее кожи касалась вода всех начал… Она встала на колени, омыла ладонями лицо и могла молиться лишь об одном, чтобы быть в сердце Вити, потому что она уже знала, что он в ее сердце, в самой глубине, там, куда еще никому не удавалось попасть.