— Тяжелая выдалась ночь, Анна, — признался Андрей, — для всех нас тяжелая. И даже для тебя.

— Что вы имеете в виду?

— Да эта глупая история с якобы отравленным виски… Верилось с трудом, да и молчание полиции смущало. Но твоя мама была убеждена, заразила своей уверенностью всех — и кто бы мог подумать, оказалось, что именно так твой отец и умер.

Девочка подавленно молчала. Андрей откашлялся.

— Несколько часов с участниками вашего застолья… и знаешь, Анна, я понял: они вообще ни при чем, виски «Лафроег» тридцатилетней выдержки стоимостью 700 фунтов поставили в бар твоего отца ДО прихода гостей. Кто это мог быть? — задумался я. Ты, твоя мама, горничная. Больше некому. Могла Моника, с которой ты примерно в половине седьмого вернулась с прогулки, но, как показало расследование, это не она. Пару часов назад, заглянув в твою комнату, я уловил странный запах. Даже не запах, а так… остатки запаха, который в принципе выветрился. Какое-то легкое присутствие гари, что, понятно, в обычном контексте ничего не значит — мало ли, откуда этот запах…

Девочка молчала, ей нечего было сказать.

Только потом, услышав от Франчески историю о пропавших, а потом нашедшихся каминных спичках, я начал соображать. А еще мне не давала покоя мысль об упаковке из-под виски. Бутылка дорогая, обязательно должна быть упаковка. У 30-летнего «Лафроег» она светло-серая, ортогональная, с двумя поперечными черными полосами. Упаковка выполнена из плотного картона. Нет, я допускал, что упаковки может и не быть. Бутылка и так громоздкая, зачем это дело усугублять? Вынули заранее, картонку выбросили, а бутылку принесли в голом, так сказать, виде. Но, с другой стороны, почему не могли доставить с упаковкой? Если этот человек не знал, что в виски яд — что тут такого? Сунул, например, в школьный рюкзачок, на него никто и не посмотрит. А уж здесь, у себя в комнате, избавить от футляра и отнести в бар. Что сделает человек, ни о чем не подозревающий? Да просто запнет упаковку под диван или под кровать — с мыслью «а, потом выкину». Мама все равно не приходит сюда со шваброй…

Девушка молчала, начала всхлипывать.

— Ты уж прости, пришлось схитрить, чтобы удалить тебя из комнаты. В твоих вещах я не рылся, не переживай. Осмотрел окно, козырек, выступ под окном, козырек сверху… Понимаешь, куда я гну?

— Не надо, не говорите больше ничего… — простонала девочка.

— Почему же? — удивился Андрей. — Ты уже не ребенок, должна отдавать отчет своим поступкам. Рассказать, что было? Ты принесла бутылку в школьном рюкзачке — день, два, три назад, это неважно. Какое-то время она в упаковке лежала у тебя в комнате. Потом ты извлекла виски из картона и отнесла в бар, когда отца там не было. Кабинет рядом. Понятно, ты не знала, что напиток отравлен, ты считала, что делаешь доброе дело. Когда ты это сделала, тоже неважно, но, думаю, позавчера, перед приходом гостей. Иначе твой отец обнаружил бы ее раньше. Мужчинам свойственно забираться в бар, в котором много интересного… Потом эта жуткая история, когда твой отец выпил из бутылки. Ты не верила, что это ты принесла яд, к тому же полиция молчала. Доктор Портер сказал, что отравления не было. Но это было самоуспокоение, которое не очень работало. Твоя мать считала, что кто-то принес в дом яд. И вот в какой-то момент ты осознала со всей неотвратимостью, что отравила собственного отца. Пусть и не хотела этого делать…

Плечи девочки вздрагивали от плача. Она хотела что-то сказать, но только булькала.

— Самое ужасное, что ты любила отца, меньше всего на свете желала его смерти… В день похорон ты была не в себе, на грани — тебе было так плохо, как уже никогда в жизни не будет. Ты старалась сдерживаться, но становилось только хуже. На это никто не обратил внимания — ты же ребенок, потерявший отца. А то, что тебя на самом деле придавило, оказалось ужасным вдвойне. Видимо, у тебя были собственные причины поверить в то, что в бутылке был яд. После похорон ты немного пришла в себя, успокоилась. Вспомнила про упаковку от виски, валяющуюся, допустим, под кроватью. Сообразила, что это улика против тебя. В тюрьму ты не хотела. Ты и так потеряла отца — уже наказание. Мать видела название виски. Найдут у тебя упаковку — несложно сложить два и два. Полагаю, ты собралась ее выбросить. Мусорное ведро стоит на кухне, горничная периодически его очищает, вынося ведро в уличные контейнеры. Будет выбрасывать — заметит. Нести самостоятельно в контейнер ты тоже побоялась — там могут найти. Мусор вывозят не каждый день. Хотела изрезать на куски? Картон оказался прочным. И ты решила сжечь. Например, на подоконнике или на карнизе за окном. Окно выходит на задворки — свидетелей не будет. Ты подготовила железный поднос, открыла окно. Тут сообразила, что нет спичек. Ты не куришь — и это похвально. Ты знала, что в холле есть каминные спички. Спустилась, стянула незаметно коробок, побежала обратно. Именно в этот час Франческе приспичило разжечь камин, но ты об этом не знала. Ты выставила поднос с упаковкой на карниз, сломала несколько спичек, пока зажгла… Операция прошла успешно, обгорелые остатки упаковки ты стряхнула вниз на выступ, надеясь, что их смоет дождь. Часть действительно смыло, но ты не учла козырек крыши над головой. Перегнувшись, я вытащил из щели в кирпичах сломанную каминную спичку и обгоревший фрагмент упаковки с характерной черной полосой. Ты все делала неаккуратно, подпалила край шторы, напустила гарь в комнату… Кстати, обрати внимание, Анна, я тебя не арестовываю, не бегу обо всем сообщать твоей матери. Я могу этого и не делать, если ты будешь со мной честна и откровенна. Твой поступок по сокрытию следов не совсем красивый, но по-человечески понятный. Ты пережила тяжелый двойной удар…

Она еще держалась, лила слезы, но не спешила откровенничать, терла кулачками воспаленные глаза.

— На бутылке, кстати, остались твои отпечатки, — напомнил Андрей. — На тебе же не было перчаток, с какой стати? С твоими пальчиками их сравнивать не будут — кому придет в голову подозревать ребенка? Зависит от меня — сообщу ли я об этом полиции…

Он недоговорил. Девочка разразилась потоком слез. Как плотину прорвало! Упала на подушку, закрыла лицо руками.

— Давай без истерик, — толкнул ее в плечо Андрей. — И поменьше стонов, а то маму разбудишь. Слезы тебе точно не помогут. Рассказывай про своего дружка — правдиво и подробно. Что за фигура такая таинственная? Ты прикрываешься очкариком Джорджи — дескать, я с ним гуляю, это мой парень — на самом деле на беднягу Джорджи ты плевать хотела с крыши Биг-Бена. Мои люди взломали твой аккаунт в «Фейсбук», где ты хвасталась подружкам о своем «настоящем» возлюбленном. Ты удалила переписку — видимо, возлюбленный приказал так сделать, но с чего ты взяла, что спецслужбы не могут восстановить стертые данные?

Самое смешное, что он не врал. Сигнал в Москву ушел полчаса назад. Где сидел человек, взломавший аккаунт Анны, неважно — он мог сидеть хоть в Гренландии. В эру быстрого Интернета расстояния не имеют значения. Все произошло практически молниеносно. Стертые записи со странички Анны в кратчайший срок перекочевали на смартфон майора Антитеррора, имеющий повышенную степень защиты. В принципе интересного было немного. Анна хвасталась какой-то Оливии, что познакомилась с изумительным парнем. Его зовут Рафаэль — он такой красивый, чуткий, интеллигентный, весь состоит из такта и изящного чувства юмора. Одна лишь проблема: он выходец с Востока, не имеет ни кола ни двора, хотя при этом обучается в Лондонской школе экономики и политических наук — и имеет прекрасные виды на будущее! Он старше Анны на два года, снимает квартиру в не самом престижном районе, но разве это препятствие для высоких чувств? Господи помилуй! — она лишилась девственности с этим парнем, и безмерно счастлива, потому что это было прекрасно! И все в таком духе. Подружка в ответ выражала сдержанную зависть и совершенно справедливо посоветовала быть осторожнее с выходцами с Востока, среди которых встречаются не только будущие блестящие экономисты и политологи…