Я вспомнила, как занималась этим проектом в школе, и не могла отвести глаз от часовни, не в силах поверить, что эссе в Интернете, списанное мной, было не просто моей домашней работой, а рассказывало о реальном строении — о маленькой часовне из серого камня, с двумя колоннами спереди, потрескавшимися, словно земля в пустыне, десятки лет не получающая воды. На верху часовни находилась башня с колоколом. Рядом — старое кладбище, обнесенное с трех сторон проржавевшей железной оградой. Непонятно, то ли она должна была не пускать мертвых наружу, то ли любопытствующих — внутрь, однако меня затрясло от одного взгляда на нее. Не сразу я сообразила, что остановилась, заглядевшись на нее, — и сестра Игнатиус остановилась, глядя на меня.

— Отлично. Я живу на кладбище. Просто великолепно.

— Все Килсани похоронены тут, — проговорила она негромко. — Во всяком случае, насколько известно. Для тел, которые не нашли, все равно были поставлены надгробные камни.

— Что значит «для тел, которые не нашли»? — в ужасе переспросила я.

— Тамара, они участвовали в войнах. Кое-кто из Килсани был арестован и отправлен в Дублинский замок[36]. Другие путешествовали или принимали участие в восстаниях.

Мы молчали, пока я рассматривала старые надгробия, одни позеленевшие и покрытые мхом, другие почерневшие и покосившиеся. Надписи настолько поблекли, что их невозможно было разобрать.

— Здесь очень страшно. А вы тут живете?

— И молюсь тут.

— Молитесь о чем? Чтобы стены не упали вам на голову? Кажется, они могут развалиться в любую минуту.

Сестра Игнатиус рассмеялась:

— Здесь все еще есть святая церковь.

— Ну, конечно. И службы каждую неделю?

— Нет, — с улыбкой ответила она. — В последний раз тут служили… — Она крепко зажмурилась и задвигала губами, то открывая их, то закрывая, словно перебирала четки. Потом широко открыла глаза. — Послушай, Тамара, тебе следует проверить наши записи, чтобы установить точную дату. Там есть и все имена. Книги с записями в доме. Пойдем сейчас и посмотрим, почему бы нет?

— Ну… Нет. Но все равно спасибо.

— Думаю, ты сделаешь это, когда будешь готова, — произнесла сестра Игнатиус и пошла дальше. Я старалась не отставать.

— Вы давно тут живете? — спросила я, подходя к надворному строению, которое использовали как сарай для хранения садовых инструментов.

— Тридцать лет.

— Тридцать лет? Наверное, вам было тут очень одиноко?

— О нет, можешь не верить, но очень давно, когда я приехала, здесь жило много народа. И три сестры были куда как подвижнее в те времена. Я самая младшая, почти малышка. — И она опять подетски рассмеялась. — Здесь был замок, был дом у главных ворот… в общем, времена были другие. Но мне нравится теперешняя тишина. Покой. Природа. Простота. Настала пора угомониться.

— А я думала, замок сгорел в двадцатых годах.

— Он горел много раз. И в тот раз сгорел лишь частично. Владельцы изрядно поработали, чтобы восстановить его. И они поработали замечательно. Красивый был замок.

— И внутри вы были?

— Ну конечно же. — Ее удивил мой вопрос. — Много раз.

— Так что же все-таки случилось?

— Пожар, — проговорила она и отвернулась, ставя ящик с инструментами на загроможденный стол и открывая его. Пять ящиков были заполнены гайками и болтами. Сестра Игнатиус была похожа на все-умеющую-делать-собственноручно сороку.

— Еще один? — переспросила я, округлив глаза. — Честное слово, это странно. У нас дома была прямая связь с пожарной станцией. Знаете, как я это выяснила? Курила в своей комнате и не хотела открыть окно, потому что снаружи стоял адский холод, а когда открывала дверь, родители закрывались, потому что у них от меня болела голова. А я еще включила музыку на всю громкость, и не прошло пяти минут, как пожарный выбил мою дверь и уже хотел было тушить пожар…

Потом я замолчала, а сестра Игнатиус, пока слушала меня, глядела на свой ящик с инструментами.

— Кстати, он тоже решил, что мне семнадцать лет, — со смехом произнесла я. — Потом он позвонил мне, но к телефону подошел папа и пригрозил, что отправит его в тюрьму. Эффектная была речь.

Молчание.

— Никто не пострадал? — спросила я.

— Пострадал, — ответила она, и, когда взглянула на меня, я обратила внимание, что у нее глаза полны слез. — К несчастью, пострадал.

Она смахнула слезы и начала с шумом перебирать инструменты, так что ее морщинистые, но крепкие руки стремительно замелькали между гвоздями и отвертками. На правой руке сестры Игнатиус я заметила золотое кольцо, очень похожее на обручальное и буквально вросшее в палец. Почему-то мне пришло в голову: а сможет ли она снять его, если понадобится? Мне хотелось расспросить сестру Игнатиус о замке, но я боялась огорчить ее еще сильнее, так как она с необъяснимым грохотом крутила инструменты в поисках особенной отвертки, о которой мне не приходилось слышать.

Она искала и искала нужную отвертку, парочку даже вытащила и повертела в руках. Я же заскучала и отправилась бродить по гаражу. Все стены были уставлены полками со всяким хламом. Стол занимал почти все пространство между тремя стенами, и на нем лежало много такого, что я видела в первый раз и не представляла, как этим пользоваться. Короче говоря, я увидела пещеру Аладдина для домашнего умельца.

Пока я осматривалась в гараже, в моей голове множились вопросы. Значит, замок был обитаем и после пожара 20-х годов. Сестра Игнатиус сказала, что живет тут тридцать лет и бывала в замке после его восстановления. Значит, это было в конце 70-х. Меня довольно сильно впечатлило то обстоятельство, что замок после пожара простоял еще очень долго.

— А где они?

— Внутри. Отдыхают. Сейчас по телевизору сериал «Она написала убийство». Им очень нравится.

— Нет, я спросила о Килсани. Куда они подевались? Сестра Игнатиус вздохнула:

— Родители уехали в Бат к своим кузенам. Им было невмочь смотреть на разрушенный замок. К тому же, не забывай, у них не было ни времени, ни сил, ни денег на его восстановление.

— А потом они приезжали сюда?

Она с грустью поглядела на меня:

— Тамара, они умерли. Извини.

Я пожала плечами:

— Ничего. Какое мне до них дело?

Я проговорила это слишком вызывающе, слишком дерзко. Почему? Мне действительно не было до них никакого дела. Я не была с ними знакома — так почему же меня должна волновать их судьба? А она меня, клянусь, волновала. Может быть, потому, что умер папа и всякая печальная история как будто становилась моей историей? Не знаю. Маи, моя няня, любила смотреть программы о реальной жизни. Когда мамы и папы не было дома, она оккупировала телевизор в гостиной и не отрывалась от «Секретных материалов», от которых я сбегала подальше. Не из-за кровавых картинок — я видела и похуже, — а оттого, до какой степени Маи была поглощена тем, как заметались следы преступлений. Мне даже казалось, что она собирается убить нас, когда мы будем спать. Однако она делала лучший в мире кофе с молоком, и я не очень зацикливалась на возможности убийства на случай, как бы не обидеть ее и получить свой кофе. Из одного шоу я узнала, что слово «ключ» (clue) пришло к нам от слова «clew», имевшего значение «клубок» или «нить», потому что в Древней Греции пользовались клубком, чтобы отыскать дорогу назад из лабиринта Минотавра. Это помогает отыскивать конец чего-то или, может быть, начало. То же самое с навигатором Барбары и моими крошками из дома Артура и Розалин до Киллини. Иногда у нас нет ни малейшего представления о том, где мы находимся, и потому нуждаемся в самом маленьком ключике, чтобы понять, как искать начало.