так просто было как-то недостойно, воровски. Нет, действовать надо иначе.

Сладить с охраной Джона Рэйвенскрофта для него не составило бы труда; настоящую заботу представлял лишь Охотник. Он мог нагрянуть в любой момент, особенно сейчас, когда Джанет вдали от безопасности необычной стены, окружающей поместье ее отца.

Пережидая время, Том размышлял о недюжинных усилиях, затраченных на посадку и поддержание живой изгороди из рябин, что полностью омыкала обширную территорию поместья. Деревья там в основном взрослые, посажены давным-давно, вероятно, еще теми, кто строил поместье изначально.

«Интересно, кто из них обладал познаниями для такой работы?»

Джанет с отцом вышли из собора и в сопровождении четверых охранников начали спускаться по широким ступеням к ожидающему внизу внедорожнику. Еще один точно такой же стоял впереди, другой сзади.

«Наверняка набиты вооруженными наймитами отца».

Хотя все они, даже скопом, не смогут защитить их от слуги Властелина Тьмы.

От раздумий Томаса отвлекло внезапное шевеление: грубая кора под рукой вдруг запучилась, обращаясь в морщинистое лицо, которое, крупно моргнув, натужно закряхтело:

– Кхххрррр… Хрррр… Оп! Погоди, не говори. Постой! Я тебя прежде видел. Нет-нет-нет, не говори, я сам знаю. Тебя звать… Дункан! Нет? Та-ак. Ну тогда… Лаклан? Или Дилан? Сейчас-сейчас, буквально чешется на кончике языка… Так! Ты, должно быть, Томас.

Ну что, я прав? Даже не отвечай, конечно, я прав. Я всегда прав. «Как, сэр, вы чувствуете себя в этот прекрасный вечер?» Ну а что, он и действительно мог бы быть прекрасным, если бы я произрастал где-то еще, а не в этом жалком городишке, дыша его зловонным воздухом. Ты глянь, как у меня оттяпали конечности! А ведь я мог бы стоять, прислонясь к какому-нибудь уютному домику на вересковых пустошах, или вольготно расположиться в живописной долине близ какого-нибудь ярко-синего озерца, где плещется лосось… Вот это да! Вот было б дело. И меня вполне бы устраивало, безо всяких. Тогда я бы не дышал этим чернушным духом. Хотя, кажется, с этим разговором я малость припозднился… Хм! Ну так что, будьте любезны, сэр Томас Линн, ответствуйте, что там внизу происходит! Что заинтересовало вас настолько, что вы даже не соизволите со мной пообщаться?

Не говоря ни слова, Том подмигнул замшелому зеленому старикашке, а сам перемахнул на соседнее дерево, череда которых тянулась вдоль длинной старинной улицы.

– Эй! Так ты вздумал со мной попрощаться, что ли? – прокричал вслед старичок-зеленушка. – Ну тогда прими мои наилучшие пожелания удачи во всем, что задумал на эту прекрасную ночь! Полагаю, они тебе понадобятся до той самой минуты, как вновь забрезжит рассвет!

Проворным движением Томас скакнул на ближайшую крышу и продолжил движение вдоль улицы, уже не слушая благословений старого зеленого элементаля.

У него было занятие поважней: отслеживать обратную дорогу дочери с отцом к их поместью.

16

Менее чем через час караван из черных внедорожников свернул с Каллоден-роуд на длинную частную дорогу, одноименную с названием поместья. На заднем сиденье средней машины, держась подальше от отца, жалась Джанет. В туманной неразберихе памяти, обрывочных мыслей и откровений за всю дорогу через Инвернесс она не произнесла ни слова.

Наконец, в попытке найти ответ хотя бы на один из осаждающих ум вопросов, Джанет спросила:

– Так откуда ты их знаешь? Я имею в виду Парсонсов. Ты так увлеченно разговаривал с его вдовой и ни с того ни с сего предложил моей подруге деньги на восстановление ее клуба. Хотя до этого ни об одном из них и словом не обмолвился.

* * *

Джон Рэйвенскрофт, вынырнув из своих собственных мыслей, небрежно пробурчал в ответ:

– Не вижу причин для подобного отчета.

После чего снова углубился в длинный текст входящего сообщения у себя на мобильном. В нем речь шла о его жене и тайне, что вот уже долгое время способствовала возведению стены между отцом и дочерью. Но с некоторых пор упорные усилия Джанет эту стену разрушить стали оборачиваться абсурдными выходками, приводящими Рэйвенскрофта-старшего в гневливое отчаяние.

Закончив, он поднял глаза, и его взгляд задержался на юной дочери, которая быстро превращалась в женщину с волей такой же сильной, как и у ее матери. Пожалуй, на этот раз он ответил чересчур резко.

– Прости. Я, наверное…

Джанет не обернулась от окна, в которое рассеянно смотрела. А через секунду-другую тихо произнесла:

– Моя мать… Какой она была? Ты ведь можешь сказать мне хотя бы это?

Вопрос, столь близкий его собственным мыслям, застиг Рэйвенскрофта врасплох. Однако годы жестких ситуаций в совещательных по всему миру готовили его реагировать и на подобные моменты.

– Вы очень похожи. И с каждым годом все наглядней.

– И это все, что ты готов мне сообщить?

– Джанет, просто сейчас не время для долгого разговора о твоей матери.

– Хорошо. А когда?

* * *

В последовавшим за этим напряженном молчании Джанет погрузилась в воспоминания о своих детских играх в кущах бирючины, что тянулись по обе стороны от подъездной дорожки. Для нее тогда это были дикорастущие стены замка, из которого она, храбрый принц, спасала спящую принцессу.

В действительность ее вернул металлический лязг, от которого она чутко вздрогнула; оказалось, это отъехала створка ворот.

«Ну вот. Теперь я снова грустная спящая принцесса, заточенная в отцовском замке».

Пытаясь отогнать панику, Джанет с напускной небрежностью задала отцу еще один вопрос:

– А если бы сегодня нагрянул Том, как бы ты себя повел?

Рэйвенскрофт улыбнулся:

– Как я уже говорил, мне всего лишь хочется задать этому молодому человеку несколько вопросов.

– Вот как? И все?

Он вопросительно посмотрел на Джанет:

– Разве отец не должен беспокоиться насчет любого мужчины, ухаживающего за его дочерью?

Джанет не смогла сдержать наплыва смеха:

– Черт возьми! Ты превращаешь моего таинственного мужчину в какого-то провинциального сквайра. – Затем она посерьезнела. – А вообще я сама толком не знаю, что чувствую к этому мистеру Томасу чтоб его Линну. Видела его всего дважды, но последние восемь дней никак не могу выбросить его из головы. Поверь, я пыталась. – Джанет приложила руку к кулону у себя на груди. – Но он как-то полностью проник мне под кожу. Может, когда-нибудь это перерастет в любовь. Не знаю, я еще ни разу ни в кого не влюблялась.

Импульсивность собственных слов удивила Джанет едва ли не больше, чем ее отца; и тут она улыбнулась, внезапно осознав, что они правдивы.

Намек на сострадание исчез с отцовского лица, как не бывало. Он отреагировал, как обычно в тех случаях, когда что-то угрожает его интересам:

– В самом деле?