что Ева все воспринимает всерьез. Именно поэтому, учитывая тот свет, в котором она меня видела, я считал, он позволит ей усомниться в том, что я на такое способен.

— Скажи.

Ева посмотрела мне прямо в глаза.

— Вы не должны делать плохие вещи.

— Почему?

Ева хотела уже покинуть постель, явно не желая разговаривать со мной дальше. Она повернулась, и выглядела так, словно собиралась заплакать.

— Потому что если Вы будете делать плохие вещи, то станете плохим человеком.

— Последовательно, не находишь?

Ева нахмурилась и села, поправляя одеяло на голых ногах.

— Вы считаете, что будете чувствовать себя в таком случае лучше?

— Хм, если насилие и убийство той девушки заставило меня почувствовать себя так, полагаю, что да.

— Это неправильно.

— Это тебе говорит твоя вера или Тадеуш?

Ева нахмурилась как от боли.

— Ева, я никого не убивал. Даже не прикоснулся ни к кому.

Она посмотрела на меня, не скрывая обиды, что я развел ее.

Я решил сменить обстановку.

— Почему ты не напомнила мне вчера про еду.

— Господин не показывал желания поесть, и Еве не хотелось быть Вам проблемой.

— Но этим ты создаешь другие проблемы. И ты пообещала мне.

— Простите, — Ева стала рассматривать свои руки.

— Нельзя относиться ко всему с такими убеждениями. У тебя ведь должна быть своя воля.

— Перестаньте говорить такие вещи, — попросила Ева, не поднимая глаз.

— Они что… расстраивают тебя? Но, Ева, это и есть реальный мир. Где каждый говорит и делает то, что тебе не нравится.

Ева обернулась и крикнула:

— С чего Вы взяли, что я не знаю этого? Может… может, поэтому я не хотела там жить? Может, поэтому я хотела все прекратить?

Ева заплакала, и я сказал ей идти в ванную. Она цеплялась за мой рукав, когда я хотел закрыть дверь.

— Пожалуйста, простите… Простите. Если Вы будете злиться на Еву…

— То вероятнее всего причиню тебе боль. Поэтому не зли меня.

И на моих глазах Ева со всей силы захлопнула дверь, прижав себе руку.

Она упала на пол ванной, со сломанной рукой, кость запястья прорывала тонкую кожу и белела в алой крови. Ева плакала, схватившись за голову и просила меня все прекратить. Прекратить ее жизнь, сделать так, чтобы она все забыла и не могла ни о чем думать.

Я сразу стал пытаться ее успокоить, в дверь начали обеспокоенно стучать и спрашивать, все ли в порядке.

Ева цеплялась за меня как совсем малый ребенок и внимала каждому моему слову. Я велел ей плакать тише, перейдя на шепот. Она перестала кричать и крепко держалась за мою руку, сжимая от боли.

На сломанное запястье она реагировала с ужасом, приходя в панику, наверное, благодаря этому она вскоре впала в состояние, при котором лишалась эмоций.

Я помог надеть ей юбку и один рукав платья.

— Господин… Господин, ничего, если Ева выйдет на улицу в таком виде?

— Ничего страшного. Ева, мне нужно будет предупредить Тадеуша.

Ева кивнула, но снова заплакала.

— Мастер разозлится на Еву.

— Нет, он будет зол только на меня.

Ее это даже не утешало.

Я позвонил Тадеушу и рассказал о случившемся. Узнав, чем могу помочь в данный момент, дал ей обезболивающее, какое я принимал сам. Ева перешла в расслабленное состояние, словно отходила от наркоза. Она не могла подняться, лежа на заднем сидении, и что-то постоянно говорила тихим голосом, запутывая свою речь. Я понимал лишь отдельные куски, и по логической цепочке мог более-менее следить за тем, что она пытается сказать.

Я думал, она снова вспомнила свой сон. По коже прошелся шелестящий холод, ведя осознание того, что все это происходило в доме Тадеуша на самом деле. И Ева принадлежала всему этому без остатка. А теперь весь ужас начинал обрастать тенями вокруг меня, намереваясь поглотить и сделать частью этого кошмара.

К нашему возвращению Тадеуш уже приготовил все необходимое для операции. Уснув, Ева больше не приходила в себя.

— Как это случилось?

Все это время я думал, что отвечу на этот вопрос. Не понятно как, но мне стало не все равно на те вещи, будущее которых меня не волнует. То есть для меня они имеют значение только в том настоящем, где присутствую я. Мне даже пришла в голову мысль сказать, что это я сломал ей руку. Ева вряд ли вспомнит как все было на самом деле, учитывая то, о чем мы говорили ровно перед этим. Но даже если она все и вспомнит, она будет понимать, что ответственность, а значит вина, лежит на мне, по крайней мере, дважды.

Тадеуш отнес Еву в операционную, я вышел из машины и направился к дому. Подвал почти полностью изолирован от шума, за исключением коридора, и дом оказался втянут в стерильную тишину.

Я просидел словно в зале ожидания больше двух часов, только думая обо всем этом. Тадеуш удивил меня своим появлением и, ничего не объясняя, сказал идти за ним.

Меня насторожила его отстраненность и вид пятен крови на белом халате. Немного помедлив, поднимаюсь и иду за ним, не переставая сдерживать страх и чувство, что сейчас что-то произойдет, и я должен оставаться внимательным ко всему.

Тадеуш открыл дверь операционной и пропустил войти меня. Увидев спящую Еву под серебристым укрытием, я сразу почувствовал, что что-то здесь не так.

— Что происходит?

Тадеуш устало смотрел на меня. У меня сердце заколотилось быстрее от представления, как он попытается убить меня, втыкая мне в спину что-то острое из того, чем набита эта комната. Мой взгляд вылавливал в запертых металлических шкафах даже лезвия для разрезания костей.

— Мне нужно кое-что тебе показать. Я не говорил ранее над чем работаю, но сейчас пришел именно тот момент, когда я могу показать тебе это чудо.

— Чудо, — повторил я, думая, стоит ли останавливать время и бежать прямо сейчас. Тадеушу без разницы в каком виде я предстаю объектом изучения. Ему будет даже проще, если я буду погружен в сон, а он будет изучать каждый атом моего тела.

Координация нарушилась, и я довольно неловко дернул рукой, ударившись об шкаф у двери. Громкий звук заставил меня вздрогнуть, и я смог сделать осторожный шаг назад.

— Можно назвать этот случай совпадением… ведь если бы не перелом руки Евы, я бы еще долгое время не смог протестировать его.

Тадеуш перестал ждать, когда я продвинусь вперед и направился к операционному столу. Отдернув ткань с руки спящей Евы, он взял со стола что-то сферическое. Повернул, сняв крышку, и что-то нанес ей