– Да, мы справимся, – повторяет она мои мысли.

Я снова прижимаюсь к ее лбу.

– Мы справимся, Рейчел.

– Я не расстанусь с тобой. Ни за что на свете.

Она обхватывает мое лицо руками и целует.

Ты влюбилась в меня, Рейчел…

Ее поцелуй снял с меня тяжкий груз, и мне чудится, что я парю, и она летит вместе со мной.

Я ставлю Рейчел спиной к стене.

Завожу ей руки за голову и прижимаю их к кафельной плитке.

Мы смотрим друг другу в глаза… и нарушаем правило номер два.

Тейт

– Спасибо, что убедил меня съездить с вами, – говорит Майлз Корбину. – Не считая порезанной руки и известия о том, что ты принимал меня за гея, я замечательно провел время.

Корбин смеется и отпирает дверь нашей квартиры.

– Я в этом не виноват. Ты никогда не говоришь о девушках, а последние годы секс в твою программу вообще не входит.

Корбин распахивает дверь и идет в свою комнату.

Я стою на пороге лицом к Майлзу.

Он смотрит на меня в упор. Вторгается в меня.

– Теперь секс входит в мою программу, – произносит он с улыбкой.

Программа – это я. Не желаю быть программой. Лучше быть планом. Картой. Хочу, чтобы Майлз нанес меня на карту своего будущего.

Но это противоречит правилу номер два.

Майлз заходит к себе и наклоном головы указывает на дверь спальни.

– После того как Корбин ляжет спать? – шепотом предлагает он.

Ладно, Майлз. Так и быть. Я буду твоей программой.

Я киваю и захлопываю дверь.

Принимаю душ, сбриваю лишнее, чищу зубы, мурлычу себе под нос, наношу косметики ровно столько, чтобы не было заметно, что я делала макияж. Укладываю волосы так, чтобы не было заметно, что я к ним вообще притрагивалась. Одеваюсь в то же самое, чтобы казалось, будто я вообще не меняла одежду. Хотя нижнее белье переодеваю, чтобы лифчик с трусиками были одного цвета. И меня сразу охватывает волнение: сегодня вечером Майлз увидит меня в белье.

Будет к нему прикасаться.

Возможно, даже снимет – если это входит в программу.

Пищит телефон. Я вздрагиваю от неожиданности, потому что в одиннадцать вечера эсэмэски уж точно программа не предусматривает. Номер незнакомый. В сообщении сказано только:

«Он уже у себя?»

Я: «Откуда у тебя мой номер?»

Майлз: «Подсмотрел в телефоне у Корбина, пока мы ехали в машине».

Придурковатый голос у меня в голове поет: «Тра-ля-ля-ля, он украл мой номер!»

Боже, ну и ребенок же я…

Я: «Нет. Смотрит телик».

Майлз: «Хорошо. Мне нужно сбегать в магазин. Вернусь минут через двадцать. Оставлю дверь открытой на случай, если Корбин ляжет спать до моего возвращения».

В магазин? В одиннадцать вечера?..

Я: «До скорого».

Смотрю на свое последнее сообщение и морщусь. Слишком уж оно обыденное. Майлз может решить, что я постоянно занимаюсь чем-то подобным.

Он, наверное, думает, что каждый мой день проходит примерно так:

Проходит минут пятнадцать, прежде чем телевизор наконец смолкает.

Как только дверь в комнату Корбина захлопывается, я тут же распахиваю свою. Крадусь через гостиную, выскальзываю из квартиры и налетаю в коридоре на Майлза.

– Как нельзя более кстати, – заключает он.

В руке у Майлза пакет. Он перекладывает его в другую руку, чтобы не так бросался в глаза.

– Только после тебя, – говорит Майлз, придерживая дверь.

Нет, Майлз. Это я должна следовать за тобой. Так уж у нас повелось: ты твердый, я жидкая. Ты разрезаешь волны, а я – всего лишь след твоего корабля.

– Пить хочешь?

Майлз идет в кухню. Не уверена, что сумею пойти за ним на этот раз. Не знаю, как себя вести. Боюсь, он обнаружит, что мне раньше не доводилось выполнять правила номер один и два. Если прошлое и будущее под запретом, остается только настоящее, а я понятия не имею, что делать в настоящем.

В настоящем я прохожу в кухню.

– А что у тебя есть?

Майлз замечает, что я смотрю на пакет, который уже на столе, и сдвигает его подальше.

– Скажи, чего бы тебе хотелось. Посмотрим, есть ли это у меня.

– Апельсинового сока.

Майлз расплывается в улыбке и достает из пакета бутылку. То, что он это предусмотрел, говорит о его заботливости. А еще о том, как легко меня растрогать. Надо заявить ему: мое правило – «Перестань делать то, от чего мне хочется нарушить твои правила».

Я с улыбкой беру у него сок.

– А что еще у тебя в пакете?

– Всякие мелочи.

Он наблюдает за тем, как я откручиваю крышку и делаю глоток. Как закрываю бутылку и ставлю ее на стол. Однако он не настолько внимателен, чтобы предугадать мой рывок в сторону пакета.

Я хватаю его за секунду до того, как руки Майлза обвиваются вокруг моей талии.

– Тейт, поставь на место! – смеется он.

Заглядываю внутрь.

Презервативы.

Со смехом бросаю пакет на стол и поворачиваюсь к Майлзу. Его руки все еще у меня на талии.

– Хочется сказать что-нибудь неприличное или глупое, но ничего не приходит в голову. Так что просто сделай вид, будто я уже сказала, и засмейся.

Майлз не смеется, продолжает меня обнимать.

– Какая же ты странная…

– Мне все равно.

– Вообще вся эта история довольно странная.

Майлз называет происходящее странным. А мне нравится. Интересно, с его точки зрения, «странно» – это хорошо или плохо?

– Странно – это хорошо или плохо?

– И то и другое, – отвечает Майлз. – Ни то ни другое.

– Ты тоже странный.

– Мне все равно, – улыбается он.

Майлз медленно гладит меня по спине и плечам, затем по рукам, пока не сжимает мои ладони в своих.

– Как твоя рука? – спохватываюсь я и поднимаю ее к глазам.