работу. Я была беременна, работала, присматривала за двумя маленькими детьми, паниковала и смертельно боялась, что нас обнаружат «сомнительные личности», от которых он нас защищал. А потом Уилл позвонил мне по ошибке. Я была на встрече, сообщение на голосовой почте обнаружила позже, когда села в машину.

Почти сразу мне стало ясно, что он набрал мой номер случайно, на фоне я слышала только чужие голоса – женщина разговаривала с детьми. Мне показалось, что семья едет в машине и болтает. Я прислушалась – точнее, замерла, прижав телефон к уху. Женский голос произнес: «Это твоя?» – а потом заверещали дети – двое или трое. Один из детей принялся допрашивать: «Куда мы едем, папочка?.. Папочка? Куда мы едем?» А потом раздался голос Уилла – нетипично раздраженный, но точно его. «Пристегни ремень, немедленно!» – прикрикнул он на детей. Я похолодела и не могла поверить собственным ушам. Это была какая-то ерунда.

Прослушала сообщение еще раз, и еще, и еще. Пыталась расслышать что-то еще, кого-то еще – что угодно, лишь бы понять, что происходит. Я слышала его голос, раздраженный и озлобленный. Таким тоном не говорят с чужими детьми, но и с нашими детьми он тоже так не говорил.

Я позвонила Уиллу, сказала, что нам нужно поговорить. Хотела знать, в чем дело – мне нужна была правда! Уилл приехал, тщательно проверив, что за ним не следят.

На этот раз он не был так терпелив. Мое «любопытство» его явно раздражало.

– Ты знаешь про Мишель! Ты знаешь, что у меня есть контакт с ней, а у нее есть дети! Почему ты придаешь этому такое значение?

Я была зла и обижена. Спросила, его ли это дети – ведь у них были отношения, когда он ее вербовал, и я должна была знать, врал ли он мне о своем бесплодии. Уилл обиделся и ответил, что мне-то это должно быть лучше известно. Он повторил то же самое, что говорил с самого начала: он не мог иметь детей, все изменилось только в наших с ним отношениях. Наши узы, наша любовь – вот что создало жизнь, что было ему совершенно недоступно прежде. Как я могу разрушать эту магию, это чудо своими беспочвенными подозрениями?

Я спросила, почему ребенок называл его папочкой, а он ответил, что был не единственным мужчиной в машине. Мальчик разговаривал со своим отцом – тот загружал оборудование в багажник, и он же ответил мальчику.

– Ты же слышала его ответ?

– Нет!

Уиллу не удавалось меня убедить. Я продолжала доставать его вопросами. Почему он кричал на чужих детей? Он ответил, что знает их с рождения и остается единственным постоянным мужчиной в их жизни. Иногда он раздражается и бывает грубоват, особенно когда возникает опасность. Он не помнил, что именно сказал, но, когда в машине перевозят тяжелое оборудование, дети должны сидеть на местах и быть надежно пристегнуты.

– У них разные отцы, – объяснил Уилл.

Реальные отцы разъехались кто куда, и только Уилл являл им образец для подражания. Он изо всех сил старался обеспечить им стабильность, создавая некое подобие семьи – особенно пока у него не было собственной семьи.

Раздражение его спало, он взял меня за руку, посмотрел прямо в глаза.

– Ты должна мне верить, Мэри, – сказал он. – Ты знаешь мое положение. Мне безумно жаль, что тебе приходится так тяжело. Мне жаль, что это отдаляет нас друг от друга. Разве не понимаешь, как мне тяжело уезжать от тебя и детей? Ты моя жизнь! До тебя я вообще не представлял, что такое настоящая жизнь.

Мы проговорили несколько часов. В конце концов я так устала, что не могла больше об этом думать. Мама всегда говорила, что нельзя ложиться в постель после ссоры, и я инстинктивно пыталась разрешить все конфликты до сна. Но была измучена. Уилл продолжал настаивать на своем. Это не его дети. Эта семья поддерживала его и дала ему возможность приехать в Великобританию. Он снова и снова отвечал на одни и те же вопросы, спокойно повторяя, что его семья – это мы и он говорит мне правду.

Я снова сдалась и поверила. Его слова совпадали с тем, что мне уже было известно. Но полностью поверить ему я не могла. В моей душе зародилось сомнение, которое росло с каждым днем. Росток реальности пытался расти в тени густых, шипастых, скрывающих солнечный свет кустов.

12. Персидский залив

Декабрь 2004

Это была настоящая развилка. Жизнь должна была пойти либо одним, либо другим путем. Либо Уилл верный, преданный, любящий и ответственный агент ЦРУ и муж, либо он мошенник, обманщик и двоеженец. Либо – либо. Я уже далеко ушла по дороге, на которой верила в искренность и преданность Уилла и не сомневалась, что он действительно работает на разведку, потому что многие его слова и поступки вполне соответствовали тому, что он мне рассказывал. Работа была для него всем, работой он жил и дышал. Но была и другая дорога – причем совсем близко, по которой я не сделала ни одного шага, потому что две дороги разделяла бездонная пропасть.

Я видела дорогу за пропастью и понимала, куда она ведет: банкротство, статус матери-одиночки, дети, лишенные отца, отчаяние и позор. А я стояла на дороге надежды – постоянно слышала обещания, что жизнь вот-вот улучшится, деньги появятся, проблемы решатся, все будет хорошо, он будет чаще бывать дома и обеспечивать детей, и мы наконец станем семьей. Передо мной стоял выбор: все или ничего, надежда или отчаяние.

История повторилась. Я снова была беременна и одинока, и мне снова пришлось решать финансовые проблемы. Теперь, по крайней мере, я могла хотя бы с мамой поговорить – она знала, в каком я положении, и не ругала меня, а поддерживала. Ей не нравилось происходящее, но она скрывала свои чувства, потому что знала, что любые попытки оторвать меня от Уилла приведут лишь к отчуждению. Я старалась быть сильной, всячески показывала, что справляюсь. Но теперь у меня хотя бы появилась возможность поговорить с ней о своей жизни – одиночестве, страхе, гневе, печали. И мама всегда была на моей стороне.

Другие родственники тоже тревожились за меня. Моя сестра несколько раз пыталась вернуть Уилла. Она писала ему электронные письма, взывая к его чувству ответственности. Накануне рождения нашего второго ребенка она написала ему:

Дорогой Уилл,

пишу, чтобы узнать, как ваши дела? Моя младшая сестра Мэри вот-вот родит вашего второго ребенка.