глазах — "ну, мужик, и связался ты с…"

— Ну, правильно, давай сейчас себя пожалеем, поплачем, Боженька сразу озарение ниспошлет, чтобы в головушке буйной прояснилось.

— А что посоветуешь? — Тут уже и до разговора с самим собой дойдешь, главное не переборщить. Сущность обрадовалось, оно любило советы давать.

— Ну, во-первых, возвращаешься домой и вышвыриваешь эту цацу вон. Во-вторых, собираешь манатки и мотаешь из города. В-третьих, завязываешь со всеми моральными терзаниями и прочей ерундой. Что было, то сплыло, не стоит на прошлом зацикливаться.

В целом, Сущность была права. Было право. Не важно. Но это в целом, а в частностях. Ладно, даст бог день, даст черт работу. Сначала он разберется с тем, с чем собирался разобраться, а потом и о Нике подумает.

Домой Тимур вернулся вечером. К плюсам сегодняшнего дня можно было отнести покупку автомобиля — без машины Салаватов чувствовал себя неполноценным, и кое-какие реанимированные связи. Встречи с нужными людьми проходили, мягко говоря, со скрипом, но ведь проходили же! И люди вспоминали Салаватова Тимура, и даже соглашались подумать о возможности дальнейшего сотрудничества. Это уже кое-что. На легкую победу Тимур и не рассчитывал, хорошо если мешать не станут.

За дневными хлопотами и "домашние" проблемы вылетели из головы. О Нике Салаватов вспомнил лишь на подходе к дому. И радужное настроение сразу разлетелось дождевыми каплями. Ну, и что с ней делать-то?

— Повторить совет?

— Спасибо, не надо.

— Всегда пожалуйста.

Тимур сел на лавочку, вот глупость, он, взрослый мужик боится встречи с какой-то девчонкой. Да рыкнуть на нее разок хорошо, и испарится призраком белым.

— Вот и рыкни.

— И рыкну.

— Да ну?

— Не веришь?

Сущность ехидно хмыкнула. Не верит. Ладно, сейчас. Тимур взлетел по лестнице и дернул дверь. Открыто. А Ника спит в обнимку с подушкой.

— Ну и? — ехидно осведомилась Сущность.

Ну и… Ну и приплыл, нельзя же кричать на бедного ребенка. А перед Ларой он и взаправду виноват. И должен, целую жизнь, которую не сумел сохранить, должен. Если бы он был чуть сильнее, чуть настойчивее, чуть внимательнее, Лара осталась бы жива.

— Слабак. Слабак и мямля.

Плевать. Пусть так, пусть слабак и мямля, но он не станет будить Нику, разговор и на завтра перенести можно.

Мой дневничок.

Мне хорошо. Хочу танцевать, хочу летать, хочу парить над землей, подобно белому кораблику. Кораблики больше не раздражают. И Ника не раздражает. Она хорошая, родня все-таки. А Алик — скотина, хотя тоже не могу злиться на него. Сегодня я добрая.

Заставил "отрабатывать долг". Сначала было противно, клиент — тупой урод, Алик специально постарался, выбрал для меня самого страшного, ну да ладно, теперь мне все равно, я лучше их всех. Я легче воздуха. Плыву, наслаждаясь чистотой и небесной нежностью. Я — маленький кораблик. Поднимаю руки парусами и лечу по ветру… Я над землей, им не дотянутся до меня.

Доминика

Целый день сидела, дожидаясь Тимура. Он же не сказал, во сколько вернется, а я и не спрашивала, вот и приходится ждать. Он придет и станет приставать с расспросами. Это нормально, не нормально, что он вообще меня на порог пустил. Я бы на его месте…

Я бы никогда не оказалась на его месте, и гадать нечего. На суде — плохо его помню, какие-то смутные обрывки, чужие лица, чужие люди, которых раздражал сам факт моего существования, пожалуй, даже больше, чем факт убийства. Не важно. Так вот, на суде говорили, будто Лара была наркоманкой. Глупость невероятная, я бы заметила, ведь мы жили в одной квартире, я бы обязательно заметила. Тогда это обвинение выглядело слабой попыткой отмазать Салаватова. Дескать, наркоманы — это твари, убивать их не преступление.

Убивать всегда преступление, и я кричала, защищая честь мертвой сестры, а они засунули меня в больницу, якобы, истерика. Если бы не больница, уверена — приговор был бы строже. Теперь вот сижу в Салаватовской квартире, изнывая от чувства вины, и думаю, как бы "уладить" дело. Прогонит или нет?

Прогонит, обязательно прогонит. В квартире беспорядок, видно, что хозяин вернулся после длительного отсутствия — представлю, что это была поездка, скажем, за границу — и пытается вспомнить, как и что тут было раньше. Я бы подсказала.

Жарко и пыльно. Убрать, что ли, все равно заняться больше нечем. Вот Лара никогда не скучала, она приговаривала: скучают ленивые и глупые, умный человек всегда найдет занятие себе по душе. Не скажу, чтобы уборка в чужой квартире была мне по душе, но хоть что-то.

А потом можно ужин приготовить? Хоть как-то зацепится здесь.

Телефон звонит. Салаватов? Хочет сказать, чтобы к его приходу и духу моего здесь не было? Ну, да, а кто же еще. А если трубку не подымать? Трусость, так нельзя, он все равно вернется, но куда более злой, поэтому… Ну, в случае чего скажу, чтобы перезвонили попозже. Или, что номером ошиблись.

— Ника?

— Лара? — Сегодня шумов было на порядок меньше, и сомнений не осталось — это Лара, это ее голос.

— Я.

— А я у Тимура. Я сделала, как ты велела. Он пустил, правда, боюсь, что прогонит, но…

— Умница. — Как-то очень равнодушно отозвалась она. При свете дня звонок казался чей-то глупой шуткой. Господи, да я веду себя, как последняя дура. Кто-то позвонил, рассказал байку из прошлого, и я уже готова бежать на край света, лишь бы доставить удовольствие шутнику. Ну и что, что голос похож, сейчас на компьютере чей угодно голос смонтировать можно, я в кино видела.

— Снова сомневаешься. Ты всегда во всем сомневалась, с самого детства. Помнишь, как пристала к Тимуру с вопросом, на самом ли деле он меня любит.

— Я… — Было такое, стыдно вспоминать, какая же я была глупая. Глупая и наивная.

— Не надо оправдываться, я знаю, что ты была влюблена в него. Тебе нечего стыдится, любить — не грех. Грех забирать у человека жизнь. Ты вмешалась в ход вещей, ты солгала, а, значит, ты повинна в том, что Тимура посадили, в то время как у него была совершенно иная судьба. Человеку нельзя вмешиваться в судьбу другого человека. Понимаешь?

Не понимаю, но верю Ларе, ей ОТТУДА виднее. Никто не знал, что я влюблена в Тимура, даже она, хотя, наверное, она замечала что-то такое… влюбленное. Подтрунивала, говорила, что я уже взрослая, на парней заглядываюсь. Говорила про парней, а в виду имела одного конкретного парня.

— Тебе надо потерпеть, маленькая моя, скоро все закончится.

— Когда?

— Скоро. Совсем скоро. Потерпи, пожалуйста. И