— Пьесу, которую мы имели удовольствие и честь разыграть перед вами, написал Альбер Крозатье.

— Браво! Браво! Авто-pa! Авто-ра!

Наконец бывший мэр вышел на авансцену с надетыми на пальцы актерами, поклонился. Я подошел к нему. Он меня узнал, обнял и спросил: «Что новенького?» Он всегда так здоровался и очень забавно выпаливал свое: «Что новенького?» — дружески глядя на тебя. Он протянул Беатрисе руку, и она пожала куклу. По мере того как я объяснял, что мы хотим от него, он менялся в лице. А потом чихнул на радостях, обнял нас обоих и замахал официантам, чтобы принесли шампанского. Тем временем директор мирно повис у меня на плече. Беатриса улыбалась. Это был наш первый свадебный подарок.

На обратной дороге мы проехали через Басенс, где я купил газонокосилку, цемент и обои. Наш «ситроен» с откинутым верхом и торчащими из него рулонами сделал круг по двору, пугая кур. Сатурн не удивился нашему возвращению. Спросил, не забыли ли мы чего, и Беатриса, взяв его за руки, сказала: вы попали в точку. И объяснила, в чем дело. Я переводил ему, что она говорит, взяв на три тона выше. Пальцы Сатурна так и плясали на кнопке «громкость» его слухового аппарата.

— Но… кто этим будет заниматься? — запинаясь, пробормотал он.

— Мы! — воскликнула Беатриса. — Я сейчас себе организую вывих, а Филипп все равно зарабатывает паланкином. Мы вам все объясним.

Она побежала звонить бабушкам, чтобы предупредить их, а потом профессору Дрейфуссу, чтобы отправил справку о ее болезни в баскетбольный клуб. И мы принялись косить, полоть, чинить, белить. Сатурн следил, как мы работаем, в полном изумлении: то угодит ногой в мой цемент, то измажется каплями побелки, падающей с потолка, то поскользнется на натертом паркете. Мы сажали его в шезлонг на огороде, когда работали в доме, и в кресло в гостиной, когда выходили косить. Мыльные водопады стирального порошка «Сен-Марк» стекали по лестнице, ограда поднялась, ставни вернулись на свои места, трещины попрятались. За пять дней мы своротили горы. Я не чувствовал усталости, Беатриса мелькала всюду, сияя в своем рабочем комбинезоне, роняя линзы в мои тазы с цементом. Чинили, латали, белили мы вкривь и вкось, как бог на душу положит, но Мельница на глазах преображалась. Мы вставали затемно, спать ложились засветло и перекликались через комнаты, если вдруг Беатрисе нужен был я, или мной вдруг овладевало желание. Она отталкивала меня ручкой кисти, делала страшные глаза и говорила: нельзя же так, давай подождем до свадьбы. Но мы все же любили друг друга на раскатанных по полу новых обоях, опрокидывая банки с клеем. Я овладевал ею на синих полосках, потом мы перекатывались на бежевые поля с глициниями, подминая под себя их цветущие кисти. Теперь она была пленницей в моем доме, в моем детстве, ее семья, отец — все было забыто, и я скоблил стены, которые она только что покрасила, чтобы все это не кончалось.

Наступил день свадьбы. На траве были расстелены белые скатерти, в гостиной стояли корзинки с цветами, маскируя недоделки. Беатриса с очками на кончике носа, спрятав волосы под капор с вишенками и вооружившись шприцем, двигала блюда с канапе, принесенные из ресторана, и колола мебель, объясняя родственникам: «Борюсь с муравьями». Родители жениха спросили: «Кто это?» Мадам Андре ответила: «Владелица имения». Затянутый во фрак столетней давности, Сатурн стоял возле стенных часов.

Родители невесты продавали автомобили «рено». Они прибыли на «рено 30», демонстрационной модели, с зачехленными сиденьями и названием автосалона на ветровом стекле. Мамаши обменялись комплиментами по поводу своих туалетов и завели игривую беседу; мадам Алансон рассказывала, как мало бензина потребляет новый автомобиль Р5, а мадам Вайяр, владелица бензоколонки «Мобил» вспоминала об ужасной аварии, причиной которой стал бензовоз фирмы «Эльф», чей бензин рекламируется на всех станциях «рено». Будущие супруги, в белом с головы до пят, выглядели растерянными. Жениха уже обрили, невеста то и дело разглядывала себя в зеркале в профиль.

К десяти часам мы отправились в мэрию. Крозатье с багровым лицом, выпятив грудь с трехцветной лентой, уже ждал в зале бракосочетаний. Дюран-Больё представил его как мэра honoris causa[18], прославившегося своими речами и количеством свадеб, которые он почтил своим присутствием за сорок лет службы: триста девяносто две, из них шестьдесят восемь золотых, сорок пять бриллиантовых и семнадцать платиновых. Крозатье скромно потупил взор. Начало церемонии походило на представление борцов кэтчеров[19]. Затем Дюран-Больё сел в глубине зала с тактичным и снисходительным видом. Костюм в полоску, цветущее лицо, волнистые волосы, холеные руки, не имеющие понятия, что такое земля, и поэтому с легкостью дробящие ее на участки. Он чувствовал себя королем, посетившим своих подданных. Родственники терпеливо ждали, болтая невесть о чем: одна из тетушек «рено» рассуждала о контрацепции, кузен «Мобил» — об освобождении от военной службы. Крозатье захлопал в ладоши, как на кукольном представлении.

— Прошу тишины!

Он кашлянул, запустил палец за ворот рубашки, чуть ослабил его и начал свою речь уже более официальным тоном:

— «Семьи, я ненавижу вас!»[20]

Все замерли в недоумении. В своей речи бывший мэр сделал упор на опасность, которую таит в себе брак и на преимуществах развода. Жених подался назад вместе со стулом. Крозатье представил ему будущую семейную жизнь как бушующее море с подводными течениями и многочисленными рифами, по этому морю он и поплывет на корабле под командованием своей жены. Люди переглядывались. Дальше он поведал, что сам остался холостяком из-за красотки Ивонны из табачной лавки, которую остригли во время Освобождения, и она как сквозь землю провалилась, зато теперь немцы и французы жмут друг другу руки, забыв о прошлом, но он, Крезотье, ничего не забыл, в гестапо пытали его брата, и вместо него в мэрии заправляет социалист. Он прервал свою речь, задыхаясь от волнения, сошел с трибуны, держа в руках листок, и покинул зал, поникнув головой.

Раздосадованный мэр поднялся на трибуну, извинился за это печальное недоразумение, объяснил его временным помрачением рассудка, уже сам продолжил церемонию и, когда пришел черед выпить за здоровье молодых, попросил документацию на «рено» пятой модели и поинтересовался у отца невесты, сколько нужно набрать очков у компании «Мобил», чтобы выиграть керамическую тарелку.

Крозатье исчез. Я винил себя в случившемся, хотел бы поговорить с ним, но Беатриса потянула меня к дому священника. Я решил, что Крозатье отправился к Сатурну на Мельницу, что мы все равно скоро его увидим, и перестал о нем думать. Священник уже ждал нас у дверей своего дома со служкой и чемоданчиком. Это был печальный человек с ввалившимися щеками, печень у него вырезали, чем он заработал большой авторитет у прихожанок. Он сел к нам в машину. Венчание должно было состояться в часовне на Мельнице, уже лет двенадцать она стояла заброшенной, священник забеспокоился, в порядке ли там крыша. Я успокоил его, сообщив, что крыши там больше нет. На случай дождя мы запаслись зонтиками, но поскольку светит солнце, зонтики все равно пригодятся. Служка жевал резинку, а утварь, которую он вез, позвякивала на каждом повороте.