Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Простите, сэр, – повторяет женщина, поднимая очки на свою кучерявую макушку, – такая у нас политика.
Женщина, стоящая за мной, нетерпеливо цокает языком. Медсестра на ресепшене виновато пододвигает ко мне документы. Я смотрю на них, и в душе что-то обрывается. Ведь это простая бумажка. Простая медсестра в приемной врача. На уши давит веселая болтовня кругом, суета, телефонные звонки в кабинках, детский смех… Я слышу звук бомбы, рассекающей небеса, бьющееся стекло…
– Сэр, вы в порядке?
Я поднимаю голову. Вспышка, грохот. Опускаюсь на колени и закрываю уши руками. На спину ложится чья-то ладонь, передо мной появляется стакан с водой.
– Мне правда жаль, сэр, – говорит медсестра; я выпиваю воды и встаю. – Но я ничего не могу поделать. Исправьте, пожалуйста, документы и возвращайтесь.
Я следую по дороге, идущей зигзагами от моря. В ряд стоят домики-близнецы из коричневого кирпича. Я направляюсь обратно в гостевой дом.
Афра снова сидит на кровати, держа в руках несколько цветков. Я опускаюсь перед ней на колени и смотрю в глаза.
– Давай полежим вместе, – говорит она, имея в виду: «Я люблю тебя. Пожалуйста, обними меня».
На лице Афры появляется знакомое выражение. Моя тоска становится осязаемой, словно пульс. Мне страшно: я боюсь судьбы и шансов изменить ее, боюсь боли и поражения, боюсь, что могу в одночасье лишиться всего. Сейчас светло, но я ложусь с женой на кровать и позволяю обнять себя. Афра прижимает ладонь к моей груди, но я не касаюсь ее. Она хочет взять меня за руку, но я убираю ладони прочь. Они принадлежат другому времени, когда я мог беззаботно любить свою жену.
Просыпаюсь я среди пульсирующей темноты. Мне снилось что-то смутное, однако не убийство. В сознании остались обрывки: коридоры, лестницы, тропы, сплетающиеся в решетку, места, далекие отсюда, утреннее небо и красный
огонь
загорелся на пляже на рассвете. Мы сидели на крохотном военном островке Фармакониси, словно выброшенные на берег коряги. Нас оставили здесь, промокших и дрожащих. Солнце едва поднялось. Лицо Мухаммеда посинело. Укутанный в женские платки, он почему-то держал за руку Афру. Они не говорили друг с другом, не перебросились ни единым словом. Просто стояли на берегу, за спиной колыхалось море; солнце поднималось над горизонтом, приветствуя их. Мужчины собрали спасательные жилеты и развели огромный костер. Мы все подошли к огню, чтобы согреться.
– Я упал в воду, – сказал Мухаммед, взяв меня за руку.
– Знаю.
– Я чуть-чуть умер.
– Был близок к смерти.
– Но чуть-чуть уже умер.
– Откуда ты знаешь?
– Я видел маму. Под водой она держала меня за руку и тянула, тянула, просила не спать, ведь если я усну, то буду спать вечно и больше не проснусь, чтобы поиграть. Поэтому я, кажется, чуть-чуть умер, а она велела мне жить.
Что же стало с матерью мальчика? Спрашивать я не хотел. Очевидно, за нами приплывет другое судно НПО, чтобы перевезти на другой остров, но пока предстояло ждать на берегу. Там стоял огромный грузовой контейнер, куда набились люди: сказали, что прибыли чуть раньше из другого региона Турции, дальше по побережью. Они плыли к какому-то острову, но у лодки отказал мотор, поэтому они дрейфовали у берега Фармакониси. Береговая охрана привезла их сюда. Кое-кто из мужчин и детей вышел, чтобы пообщаться и погреться у костра.
– Дядя Нури! – воскликнул Мухаммед, широко улыбаясь и демонстрируя отсутствующий зуб. – Это место называется Бисквитный Остров! Так мне сказала девочка из контейнера!
Утро выдалось холодным, на воду пикировали чайки и пеликаны. Многие люди стали засыпать, согретые костром, солнечными лучами и чувством безопасности. Мухаммед лежал на спине. Он не спал, а смотрел в широкое голубое небо, щурясь от яркого света. В руке он держал небольшой стеклянный шарик, перекатывая его в пальцах. Афра сидела по другую сторону от меня. Она положила голову мне на плечо и вцепилась в руку так, будто я мог сбежать. Даже уснув, жена не ослабила хватку. Я вспомнил Сами в младенчестве – он засыпал, вцепившись ртом в сосок Афры, сжимая ручкой ее платок. Удивительно, как можно полюбить кого-то с самого рождения, а потом держаться за него, будто за саму жизнь.
– Дядя Нури? – позвал Мухаммед.
– Да?
– Расскажите мне историю, чтобы я уснул. Мама всегда так делала, когда мне не спалось.
Я вспомнил историю, которую рассказывала мне в детстве мама в комнате с синим кафелем. Она склоняла голову над книгой – в правой руке трепетал красный веер – и ела пахлаву кол-шкор, ее любимое лакомство в Алеппо.
– Давайте же, дядя Нури! – сказал Мухаммед. – Скорее, иначе я усну, не услышав историю!
Я вдруг рассердился. Мне хотелось остаться в собственном мире, наполненном голосом моей матери, смотреть на порхающий в свете лампы веер.
– Если ты и так можешь уснуть, зачем тебе история?
– Чтобы быстрее уснуть.
– Хорошо, – сказал я. – История такова: мудрый калиф отправляет своих слуг – не помню точно, сколько их было, – в далекую пустыню на поиски таинственного Медного города, в который никто никогда не входил. Путешествие занимает два года и несколько месяцев, оно полно тягот. Слуги берут тысячу верблюдов и две тысячи конной кавалерии. Это я помню.
– Но это очень много! Зачем им тысяча верблюдов?
– Понимаю, но так было в истории. Они проходят через безлюдные земли, пробираются через руины, через пустыню с горячими ветрами, где нет ни воды, ни единого звука.
– Как может не быть звука?
– Его просто нет.
– Что, ни птиц, ни ветра, ни разговоров?
– Ничего.
Мухаммед сел. Казалось, он совсем не хочет спать. Возможно, я выбрал неправильную историю.
– Продолжайте!
– Хорошо, – сказал я. – Они выходят на равнину и замечают на горизонте что-то высокое и черное. Оттуда в небо поднимается дым. Когда они приближаются, то видят замок из черного камня со стальной дверью.
– Ух ты! – Мухаммед от любопытства распахнул глаза.
– Теперь ты не уснешь, да?
– Точно! – сказал мальчик, тряся меня за руку, чтобы я продолжал.
– Хорошо. Итак, дальше лежит Медный город, защищенный высокой стеной. За ней скрывается сверкающий рай из мечетей, минаретов, высоких башен и базаров. Можешь себе это представить?
– Могу. Там красиво!
– Очень красиво. Сверкает медь, поблескивают драгоценности, желтый мрамор. Но… но…
– Но?
– Там пусто. Нет никакого движения или звука. Странники не находят людей. В магазинах, домах, на улицах… только пустота. В том месте нет жизни. Она столь же бесполезна, как пыль. Ничто не может там расти. Ничто не может меняться.
– Почему?
– Слушай. В самом центре стоит огромный шатер с куполом, пронзающим небо. Люди проходят в зал