обрывки воспоминаний, похожие на сны: черные глаза Мухаммеда, глаза Сами того же цвета, что и у Афры. Я задремал, но тело вздрогнуло от шума в голове, словно от скрипа открываемой двери, и там, по другую сторону, появилась тень мальчика.

– Мы упадем в воду? – услышал я. – Нас накроет волной? Там дома́ не разрушатся, как здесь.

Голос Сами. Голос Мухаммеда.

Мой разум погрузился в темноту и тишину. Я отвернулся от Афры и сосредоточился на узоре постельного белья. Приглушенные голоса и шепот по ту сторону ширмы не давали уснуть: там разговаривали отец и дочь. Чем больше девочка расстраивалась, тем громче становились голоса.

– Но когда она приедет? – спрашивала дочь.

– Ты уснешь, и она придет погладить твои волосы. Как делала это раньше, помнишь?

– Но я хочу ее увидеть.

– Ты не увидишь, но сможешь почувствовать. Обещаю, ты поймешь, что она рядом, – надломленным голосом произнес отец.

– Но когда те мужчины забирали ее…

– Давай не будем об этом.

Девочка всхлипнула:

– Но когда они забирали ее, она плакала. Почему те мужчины ее забрали? Куда? Почему она плакала?

– Давай не будем сейчас об этом говорить. Ложись спать.

– Ты сказал, что ее вернут. Я хочу вернуться домой. Я хочу домой.

– Мы не можем поехать домой.

– Никогда?

Мужчина не ответил.

Снаружи раздался мужской крик, следом глухой удар. Кого-то избивали? Я хотел встать и посмотреть, но испугался. Снаружи раздались шаги, кто-то бежал, потом наступила тишина. Наконец я услышал далекий шум волн: он овладевал моим разумом, заставляя забыться и перенося в открытое море.

Проснулся я под пение птиц. Снова раздались голоса и шаги. Обнаружилось, что Мухаммеда нет в домике, да и Афра пока спала.

Я пошел на поиски мальчика. Из крохотных домов выбирались люди, чтобы погреться на солнце, кто-то развешивал в переулках белье. Дети прыгали через лужи или бросали на колючую проволоку воздушные шары, как в волейболе, смеясь, когда те лопались. Но Мухаммеда я среди них не видел.

Глянув на ходивших по периметру солдат с оружием за поясом, я направился к зданию старого приюта: мне сказали, что там размещается детский центр и предоставляются разные услуги. Было что-то тревожное в этом острове: недостроенные, крошащиеся дома, пустые витрины магазинов. Казалось, жители покидали его в спешке, оставив все на произвол судьбы. В окнах, похожих на пустые глазницы, виднелись темные, нежилые помещения. На петлях висели ставни. Не приют, а ночной кошмар. В холле стоял огромный недействующий камин с чугунной решеткой. Вверх шла лестница, к голосам, доносившимся из разных комнат.

– Что вы хотите? – проговорили за моей спиной.

Повернувшись, я увидел загорелую девушку лет двадцати. На одном ее ухе висело с дюжину колец и одно в носу. Несмотря на улыбку, выглядела она уставшей, под глазами пролегли лиловые тени, губы потрескались.

– Мне сказали, здесь хранятся запасы. Мне нужно кое-что для жены.

– Третий этаж, налево, – сказала девушка.

Я замешкался:

– Еще я ищу сына.

Я обернулся, будто Мухаммед мог появиться у меня за спиной.

– Как он выглядит? – зевнула девушка, прикрывая рот. Ее веки смыкались. – Простите, – сказала она, – я не очень хорошо спала. Прошлой ночью случилась одна неприятность.

– Неприятность?

Девушка покачала головой, сдерживая очередной зевок.

– Лагеря переполнены, некоторые люди проводят здесь слишком много времени, вот и тяжело… – Она замолчала. – Как выглядит ваш сын?

– Мой сын?

– Вы только что сказали, что ищете сына.

– Ему семь лет. Черные волосы, черные глаза.

– Вы сейчас описали большинство здешних мальчиков.

– Нет же, у них темные волосы и карие глаза. А у этого мальчика глаза черные. Как ночь. Мимо него не пройдешь.

Девушка отвлеклась – достала телефон из заднего кармана, проверила экран, бросавший отсветы ей на лицо.

– Где вы остановились? – спросила она.

– В домике у порта.

– Вам повезло, что вы еще там, а не в другом месте.

– Что за другое место?

– Вашей жене нужна одежда? Наверху есть магазинчик. Я отведу вас.

В коридоре стало оживленно, здесь ходили люди со всего света. Я слышал различные диалекты арабского с примесью незнакомых ритмов и звуков других языков.

– Вы очень хорошо говорите по-английски, – заметила девушка, пока мы шли наверх.

– Еще в детстве меня научил отец. У меня же был бизнес в Сирии.

– И что за бизнес?

– Пчелы. Своя пасека. Я продавал мед, – ответил я, глядя, как отпрыгивают от пяток ее сланцы.

– На этом острове когда-то был лепрозорий, – сказала девушка. – Здешний приют походил на концентрационный лагерь нацистов. Людей держали в клетках, на цепях, без имен или удостоверений. Детей бросали на весь день привязанными к кроватям.

Она вдруг замолчала, встретив на лестнице идущего вниз полицейского. Внутри помещения он был без очков. Офицер кивнул и тепло улыбнулся девушке.

– На втором и четвертом этаже расположены лагеря, – сказала она, когда тот скрылся из виду. – Ночью во дворе разводят большой костер и готовят пищу, иначе придется есть лишь булочки с сыром и бананы. Иногда старушки приносят из своего сада овощи для рагу. На этом этаже есть два магазинчика, для женщин и детей и для мужчин. Возможно, вы захотите купить что-нибудь для вашего сына. Сегодня вещей много, вы пришли в удачный момент.

Девушка довела меня до женского магазина и ушла. Ступив внутрь, я услышал, как мужчина в коридоре сказал ей:

– Ты знаешь правила. Просто спрашивай, что нужно. Не болтай с ними.

Я замер на пороге, вслушиваясь в ответ. Ожидал, что девушка извинится, но вместо этого она расхохоталась, как настоящая бунтарка. Такая уверенность зародилась в ней где-то в других местах. Шаги стали удаляться, и я прошел внутрь магазина. Стены там позеленели от сырости, свет из длинного зарешеченного окна падал на вешалку. Из стороны в сторону прохаживалась женщина, заложив руки за спину.

– Могу я вам помочь? – спросила она. – Что вам нужно?

– Кое-какая одежда для жены и сына.

Она спрашивала об их размерах и фигуре, перебирая вешалки, пока не отыскала подходящие вещи.

Я ушел оттуда с тремя зубными щетками, парой станков для бритья, мылом, пакетом с одеждой и бельем, запасными ботинками для Мухаммеда: я решил, что ему захочется погонять с другими детьми. Может, он услышал утром, как играли ребята, и захотел присоединиться к ним? Вдруг он с кем-то из них спустился к морю, чтобы поприветствовать новоприбывших? Вдоль причала стояли различные магазинчики: «Водафон», «Вестерн юнион», пекарня, кафе и газетный киоск – и все с арабскими вывесками, предлагающими сим-карты, вай-фай, зарядку для телефонов.

Заглянув в кафе, я обнаружил там множество беженцев: они пили чай, воду или