Слушать это Глеб уже не мог. Тяжело опустив на рычаг трубку, парень шагнул в неспешный поток людей. А если они действительно стали жертвами гениального обмана? Что, если они – разменные фигурки в чьей-то чужой игре?.. Реальность пошатнулась, теперь у Глеба не было ни единого ориентира. И переговоры, и информация, добытая из Сети, и другие факты могли быть сфабрикованы. На что же положиться?..

Ноги сами принесли Глеба к храму, где они уже были сегодня. Он вошел внутрь.

Несмотря на огромный размер, изнутри собор казался небольшим. Массивные столпы уходили вверх, в густой сумрак, скрывавший расписной потолок. Внушая надежду, яркими звездами горели огоньки свечей. Сейчас Глебу здесь понравилось даже больше, чем днем. Он никогда не считал себя особо религиозным, но неожиданно ему захотелось обратиться за помощью к какой-то высшей силе. Более доброй и более справедливой, чем те, кто обычно ею обладает в реальном мире. Глеб купил свечу и поставил ее в первый попавшийся подсвечник у алтаря.

– Пусть с Ольгой все будет хорошо, и пусть мы снова увидимся, хотя бы раз, – прошептал парень, обращаясь к темной высоте под куполом.

На душе у него стало совсем хорошо и спокойно, ни о чем плохом не хотелось думать.

«Мы победим, – подумал Глеб, – потому что мы делаем то, что нужно, то, что должны. Как там говорилось – «не в силе Бог, а в Правде». Хотя, конечно, и сильными быть придется. Сколько еще предстоит сделать…»

– Храм закрывается, выходите, пожалуйста, – неожиданно раздался голос служительницы от входа.

Глеб с сожалением еще раз окинул взглядом церковь, уходить совсем не хотелось, но что же поделать. Вдруг справа потянуло будто холодным ветром. Он обернулся и с удивлением уставился на большой саркофаг в арке. Надпись на едва различимой в сумерках табличке гласила, что здесь покоится тело святого благоверного князя Георгия Всеволодовича. Перед глазами у него снова встал истоптанный копытами и залитый кровью серо-красный снег поля возле реки Сить. Шею пронзила резкая боль, такая сильная, что парень пошатнулся.

«Как же это вылетело у меня из головы? – подумал Глеб. – Юрий Всеволодович был похоронен именно здесь, во Владимире. Значит, здесь лежу я?»

В какой-то момент ему показалось, что это он, Глеб, запечатан в каменном саркофаге, туго обернутый погребальными пеленами.

– Молодой человек, вам плохо?

Глеб вернулся в реальность. Он стоял, тяжело опираясь о стену, возле гробницы.

Какая-то пожилая женщина с испуганным лицом, вероятно служительница, осторожно тронула его за плечо.

– Я сейчас «Скорую» вызову, – торопливо проговорила она.

– Нет-нет, спасибо, со мной все хорошо, – Глеб отвел ее руку и бросился к выходу.

А на ступеньках, перед изрезанной диковинным каменным узорочьем дверью храма, сидела старая женщина с рассыпавшимися по плечам седыми грязными космами. На ней была растянутая кофта неопределенно серого цвета и длинная цветастая юбка, из-под подола которой выглядывали грязные босые ноги.

Глеб порылся в кармане и достал несколько купюр. Благодаря вампирам без средств «русичи» не остались, но и раскидывать деньги налево и направо не следовало. Однако сейчас, в этот переломный момент, Глеб чувствовал острую необходимость пожертвовать – если не храму, то сидящей на его ступенях нищенке.

– Возьмите, – он протянул ей деньги.

Она быстро схватила купюры и сунула за пазуху. А потом взглянула на Глеба мутно-голубыми остановившимися глазами.

«Слепая!» – с ужасом понял парень.

Старуха молчала, но на лице ее было такое сосредоточенное выражение, словно она прислушивалась к чему-то неведомому, а потом вдруг вскочила и отпрянула от Глеба.

– Беги отсюда! – закричала она истошным голосом. – Беги скорее! Твои враги близко! Опереди их, не дай найти то, за чем они охотятся! Иначе будет беда лютая! И умоется земля кровью, и восторжествуют вороны, и придет дракон огненный!.. И придет смерть…

Нищенка договорила и рухнула на ступени, словно брошенная кукловодом кукла.

– Бабушка, с вами все в порядке? – Глеб, напуганный этим пророчеством, наклонился к женщине.

Та слабо застонала и лишь махнула рукой.

– Бабушка?.. О чем вы говорили?

Он постарался ее встряхнуть.

– Люди добрые! Что это делается! – вдруг раздался за спиной визгливый голос. – Матрешку в покое оставь, ирод окаянный!

– Я только хотел спросить у нее, о чем она говорила… Ей, кажется, стало плохо, – оглянулся Глеб на полную женщину с авоськой, застывшую рядом с ними.

– Спросить он хотел! – женщина презрительно фыркнула. – В другом месте сочиняй, сказочник! Матрешка наша от рождения слепая и немая! Ишь, говорила она ему что-то! Сейчас вот полицию позову! Уж они тебе скажут!..

Ждать разговора с полицией Глеб не стал, кинувшись прочь, в темноту парка, подальше от предательских фонарей.

Он хотел знамения и, похоже, его получил.

Саша и Динка целые дни сидели над снимками, ища какие-то закономерности в расположении листиков и завитушках. И они, и Глеб были твердо уверены, что во всем этом растительном изобилии содержится зашифрованное послание. Северин не понимал этого. Вот если бы дело касалось настоящих, живых листьев, а тут… резьба белокаменная. Красиво, конечно, но непонятно.

Сидеть без дела оказалось ужасно скучно, и он отпросился у Глеба пошляться денек-другой по лесу, заодно присмотреть, нет ли в округе чего подозрительного.

Вернуться в лес одному было по-настоящему здорово. В последние дни Северина не оставляли странные чувства. Настолько странные, что он не хотел даже о них вообще думать. И вот теперь, под сенью высоких старых деревьев, его по-настоящему отпустило. Тревоги ушли, словно смытые дождевой водой, словно унесенные свежим тугим ветром.

Как же это хорошо – снова чувствовать под лапами пружинящий мох, ощущать сотни разных ароматов, читать послания леса, написанные не буквами, но следами, запахами, звуками. Только в лесу Северин чувствовал себя по-настоящему дома.

До самого вечера он носился по лесу, наслаждаясь ощущением свободы и настоящей полноты жизни. Обедом ему послужил глупый заяц, расслабившийся из-за отсутствия поблизости крупных хищников. При наступлении легких летних сумерек, похожих на тонкую кисейную завесу, наброшенную на небо, Северин вдруг вспомнил о взятой на себя миссии разведки и принялся обходить окрестности.

Долгое время ничего подозрительного не наблюдалось, пока тропинку вдруг не пересек след, от запаха которого у синеглазого волка поднялась на загривке шерсть. Мертвое! Мертвое, но живое, противное природе, богам и людям.

Волк глухо зарычал, но тут из тени деревьев показалась тонкая девичья фигура.

– Вот ты где! – послышался звонкий голос.