уезжала бы ты. Нечего тебе на участке делать. Ты видишь, какой тут контингент, а ты девчонка молодая, только мужиков дразнить.

— Я не могу, меня же на работу приняли.

— Подумаешь. На другую устроишься.

— Меня и так взяли, потому что папа попросил.

— По блату называется. Ну, дело твоё. Спасибо за танец. Идём.

Я взял её за руку и отбуксировал в общежитие, велев закрыться и никого не пускать посторонних. И правильно велел. Потому что по тропинке уже шли двое с бутылкой и явным намерением продолжить приятный вечер.

— О, Шведов, а ты тут что делаешь? — спросил смутно знакомый дружбан Козлова, с которым я его в столовой видел вчера.

— Гуляю.

— С Ленкой? Держись от неё подальше. И гончему псу своему передай, чтобы ручонки загребущие придержал. Самим нужна.

— Слушай, у меня на неё нет никаких видов, просто девушка устала, она уже спать легла. Не лезьте вы к ней.

— Шведов, ты совсем тупой? Тебе сказано, хиляй отсюда! Сами разберёмся, к кому и когда нам в гости ходить.

— Да ты не видишь, он нарывается, дай ему по шее.

Пока мой вроде бы знакомец замахивался, получил от меня прямой в челюсть и грохнулся оземь, взмахнув руками в напрасной попытке удержаться на ногах. При этом он зацепил и повалил дружбана. И пока эта куча-мала пыталась подняться, подоспел Налымов и помог уложить их снова, чудом сам устояв на ногах. Мне зарядили по носу, что же ему не везёт-то так, но я не остался в долгу. Н-на тебе! Кирзачом по рёбрам, говнюк. На вопль: «Наших бьют!» пьяными зигзагами начали подтягиваться остальные гости, завизжали бабы, залаяли собаки.

— Милиция! Прекратить драку! — громыхнуло над нами железным тоном. Батя!

Глава 8

Полночь.

— Приступим. Граждане участники событий, слушаем вас. С чего всё началось, кто начал драку?

— Вот он, — прошепелявил мой так и оставшийся незнакомым приятель.

— Дальше, гражданин Горзин?

О, фамилию выяснили.

— Говорить больно.

Минус зуб, так тебе и надо, сволочь.

— Шведов? Странно, что же вы не поделили? Дружили, помнится.

— Недоразумение вышло, товарищ старшина. Я шёл от женского общежития, провожал девушку. Встретил корешей, вот их. Остановились поболтать. Были немного выпивши по случаю именин Раисы Васильевны. Гражданин Горзин оступился и упал, случайно зацепил при этом друга. Я протянул им руку помощи, но не рассчитал силы и тоже упал, ударился носом, вот, — на голубом глазу выдал я наиболее нейтральную версию и показал кровь на рукаве.

— А ты, Налымов, чего молчишь? Ты тоже споткнулся и упал глазом на чей-то кулак?

— Вроде того, — не поднимая головы, буркнул тот. Подперев двумя кулаками голову, он скрывал роскошный бланш под глазом.

— Стало быть, никто не дрался, все тихо-мирно лежали на земле, в избытке чувств матер… выражались на луну? Гражданин Горзин, вы подтверждаете?

— Да, — не поднимая глаз, буркнул он.

Молодец, понимаешь, что такое товарищеский суд и общественное порицание за домогательства. Вся туса на днюхе видела, как ты девчонке проходу не давал.

— Хорошо, если претензий ни у кого нет, тогда все свободны, можете отправляться по домам. Налымов, Шведов, останьтесь.

Ну ты, батя, мент. Куда мы денемся из дома, в котором живём?

— Что, орлы, вы в состоянии ворочать мозгами или отпустить вас с миром до утра?

— Отпустить, я спать хочу и башка трещит, — изрёк Налымов, поднимая мученический взгляд.

— Ясно, трезвых нет. А хозяин где?

— У Раечки, очевидно. Раз их обоих не было во время инцидента.

— Тьфу. Ладно, в двух словах, какого вы влезли в драку, да ещё и оба? Ладно, Шведов, но ты, Налымов? Тебе же ясно сказано было, не отсвечивать, сидеть тихо.

— Ох, Дмитрий Прокопьевич, это так долго объяснять.

Чего тут долгого-то?

— Из-за бабы, — пояснил я.

— Ну… да, — подтвердил Налымов и уронил голову на руки, сдаваясь в плен сна.

— О-о! — глубокомысленно изрёк батя, стягивая сапоги. — Тогда точно до завтра.

— Ну и ты тогда в двух словах — поймали кого-нибудь? — не утерпев, спросил я.

— А ты продолжаешь настаивать на своей версии? Амнезия, будущее, и всё прочее?

— Продолжаю. Этого Грызлина, Грызлова, как его, впервые тут увидел. А ты говоришь, мы дружили. И ещё один ко мне тут подкатывал, тоже дружок типа.

— Ясно. Тогда завтра на свежую голову поговорим.

— Так поймали-нет копачей моих?

— Переживаешь? Одного задержали, сразу в район забрали.

— Которого?

— Евгения Кочкина. У вас тут тихо?

— Думаю, Налымову будет что сказать. Но я бы тоже хотел поучаствовать и высказать свои соображения.

— С чего вдруг?

— Про двадцатое июля я не шутил.

Утром мужики ушли совещаться в контору, а меня не взяли. Ну не сволочи, а, Бельчик? Я помаялся и пошёл в столовку просить рассол, а Бельчику завтрак. Минералка явно вне доступа, пиво тоже. Водки не хочу, даже если бы дали. Остаётся русское народное лекарство.

Раечка порхала, как и не пила вчера. Из чего эти бабы сделаны, что мужики сдыхают с похмела, а этим хоть бы хны? Вместо рассола она предложила водички из квашеной капусты. Пришлось соглашаться, ну и гадость.

Мужики подошли где-то через час и сразу объявили, чтобы я собирался, вертолёт будет, с ним улетим.

— Куда? — глупо спросил я.

— Домой, Саша. К матери. Хватит, набегался.

Ну молодцы, чо. Без меня — меня женили.

— А если я не хочу?

— Нехочухи свои высказывать будешь, когда восемнадцать стукнет.

Ясно.

— Отойдём? — предложил я бате.

— Тебе собираться надо.

— Мне нечего собирать, сам знаешь. Что ты задумал?

— В каком смысле?

— В прямом. Ты же понимаешь, что я спалюсь у матери в первые пять минут? Ты беспокоишься о женщине, а не боишься, что ей ещё хуже будет от того, что её сын нифига не её? Я её не знаю, и детей её не знаю.

— Они твоя родня, ты должен с этим считаться.

— Ты предлагаешь мне жить с чужими людьми, снова в школу, может предложишь? Мне пятьдесят два, батя! Вырос я из таких игр. Я взрослый самостоятельный человек.

— Ну а что предлагаешь ты? У тебя уже есть собственный план?

— У меня сейчас