пошёл подавать пример. Дорожная грязь текла с меня рекой. С детей, впрочем, тоже.

— Саша, ты меня слушаешь?! — отчаянно вопросила эта стареющая некрасивая женщина. Моя нынешняя мать.

— Да, слушаю. Не волнуйся ты, схожу я к Шарипову. И запишу, что надо, — в примирительном жесте показал я вымытые руки. Мелкие повторили за мной.

— Ты не врёшь? — уже плачущим тоном спросила она.

— Да не вру я. Садись и сама поешь.

И тут она зарыдала. Мы стояли как вкопанные, и никто не знал, что делать, даже я. Что ж за человек ты был, Шведов, что тебе собственная мать не верит? Мой отец мне тоже не очень верит, но это другое. Я ему фантастику рассказываю. Видимо, тут примерно то же самое получается.

— Ну не плачь ты, — боясь приблизиться, попросил я. Ненавижу ревущих баб, да ещё в такой странной ситуации. Её бы конечно обнять да погладить хоть по голове, но не в первые же минуты знакомства. У меня рука не поднимается. О, тяжёлая артиллерия есть. Подтолкнул мелочь к матери, пусть утешают.

— Не плачь, мамочка, не плачь, — окружили они её.

Она сперва обняла их, а потом порывисто встала и сгребла уже меня. Ё-моё!

— Ну всё, всё, — высвободился я. — Давайте поедим, я голодный как волк.

— Конечно, кушайте, — снарядили нас за стол, меж тем как сама хозяйка ушла к себе одеваться на работу.

Это конечно не Раечкины разносолы из первого, второго и компота, но всё-таки щи на мясном бульоне.

Младшие пытались развешивать капусту по бортам тарелок, но я сообщил, кто так будет делать, тот в домик не пойдёт. Стимул подействовал, стук ложек ускорился, капуста была проглочена. Когда готовая к выходу мать вышла к нам, мы уже отставили тарелки и наливали чай, вприкуску к нему Таня достала из буфета банку варенья и нерешительно вертела в руках кулёк обёрточной бумаги.

— Мама, а конфетки можно? — робко спросила она.

— По одной! — смягчилась строгая мать. — Саше можно две.

— Это почему ему две?!

— В честь приезда. А завтра пирогов напечём, с луком и яйцом, как ты любишь. Саша, голодными не сидите, ешьте суп. Грядки польёте и парник. Собаку покормите. Таня, курам дай пшёнки и яички собери.

— Я боюсь, петух злой, — заныла девочка.

— Берёшь метлу и идёшь. Сто раз показывала. Всё, некогда мне. Ноги на ночь помойте. Саша, завтра надо тебе с Шариповым встретиться.

— А ты когда вернёшься-то?

— Утром прибегу. Сварю вам кашу.

Не понял, это что за работа такая? Чего-то батя мне недосказал. А как она собиралась уходить на ночь, а детей одних тут оставить? Это маман у нас такая оригинальная или я чего-то не догоняю?

Стоило стукнуть калитке, на меня уставились две пары глаз. И до меня дошло, что мне на шею повесили двух детей сразу. Офигеть, всю жизнь мечтал нянькой подрабатывать. Нет, надо отсюда поскорее когти рвать. План такой. Первое: оглядеться во дворе и сходить в Федькин дом, не просто же так он приходил ночью. Второе: документы мои поискать. Третье: обстоятельно переговорить с отцом и обменяться информацией о его текущих делах и предположительном убийце. Четвёртое: подумать наконец на перспективу, что я буду делать с новой жизнью. Здесь оставаться не хочу, это уже ясно. И в копачи не хочу, даже с учётом моего таланта. Заниматься подсудными делишками не тянет. Стать прославленным геологом и открывателем золотых месторождений? Чуть лучше, но посвятить этому жизнь опять же не хочется. Да и комфорт я слишком люблю, чтобы жить в палатке. Может, податься в партийные функционеры? У них с комфортом должно быть неплохо. Но это же надо провозглашать лозунги с высоких трибун. Это я ещё больше не люблю. В общем, думать надо.

— Ну ты мне покажешь свой цветочек?

Конечно покажет. Вприпрыжку побежит. Как же, брат заинтересовался её прелестью.

Мелкий утопотал в комнату и вернулся уже в полной готовности к подвигам — вооружился штанами, майкой и двумя пистолетами. И мы пошли.

В маленьком внутреннем дворе не было ничего интересного, и мы сразу вышли в огород, по которому дети взяли разгон как на гоночной трассе.

— Стой! — притормозил я их, заметив туалет. Сооружение не внушало особой симпатии, но другого по ходу нет. Так что мне сперва сюда, а уж потом во все остальные места.

Прямо скажем, я на своём веку и пострашнее видел, но шатучая конструкция и шибающее в нос амбре сподвигли меня призадуматься, нельзя ли что-то с этим сделать. Всё равно какое-то время мне предстоит здесь прожить. Ладно, сделал зарубку в мозгу. Подумаю.

— Фу, правда? — встретила меня добрая сестрица на выходе.

— Фу — не то слово. Ты тоже сюда ходишь?

— Не всегда, только маме не говори.

— Не буду. Идём дальше.

Дальше была баня, которая по древности могла соперничать с туалетом. Внутри было тоже не айс. Пол у самого полка подо мной откровенно шатался. Скоро провалится. Ещё одна забота — в баню мне тоже придётся ходить сюда.

Потом пошли грядки и парники, и нам досталось по огурцу, сорванному рукой Тани. Так, хрустя экологически чистым овощем, мы дошли до забора, в котором не хватало двух досок. За забором территория была совсем дикая. Заросшая тропка вела вглубь, и явно знавала лучшие времена.

— Смотри, правда красивый? — позвала меня ускакавшая вперёд сестра. — Больше ни у кого такого нет.

— Да, неплохой, — согласился я, рассматривая красную лилию.

— Сейчас я этой крапиве! — возмущённо заорал Мишка, неосторожно сошедший с тропы.

Схватив палку, пацан начал лупить ей заросли, приговаривая: «Вот тебе! Вот так! Вот!»

— Смотри, сестру не пришиби, — заметил я ему и решил сходить до домика.

Дети заняты, а меня прямо каким-то шестым чувством тянуло посмотреть на Федькино хозяйство. Богато живёт, ничего не скажешь. Всё в каких-то ухабах. Картошка, всё-таки посаженная, заросла сорняками и явно не окучивалась, тогда как на «нашем» огороде ряды были стройными, прополотыми и обтяпанными. Один уголок выглядел чуть более ухоженным, видимо, мои приходили, но времени на всё не хватило. Тут и трава была выдрана, и рядки подгребли.

Халупа по вместимости напоминала скорее стайку, и была заперта на ржавый висячий замок. Тупанул с ключом. Позаглядывав в единственное крохотное окошко, ничего внутри не разглядел,