Ночь прошла в обоюдной попытке нащупать слабые места обороны. Поле боя погрузилось в кромешную темноту южной ночи, и лишь изредка то одна, то другая сторона выстреливала в небо осветительной ракетой в надежде засечь перемещение противника. Боезапас берегли. По правилам дуэли, в период, определенный как максимальный – в данном случае трехдневный, никакие поставки, никакое пополнение не было возможно, включая замену вышедшего из строя оружия, продовольствия и воды.

Ранним утром наступил перелом. Израильтяне подготовили ловушку, создав у противника впечатление, что он сумел обнаружить проход в минном поле, по невнимательности оставленный израильтянами на пути к одной из скальных пещер, где якобы укрывались двое бойцов «Аялона».

Израильтяне позволили себя засечь на узкой полоске земли, соединявшей их основной опорный пункт с самой дальней точкой правого фланга. В проеме пещеры через прицел снайперской винтовки можно было увидеть край камуфляжной куртки, который через неравные промежутки времени исчезал и появлялся вновь. Место, с которого англичане могли попасть на эту тропу, огораживали каменные надолбы и густой кустарник. Это позволяло им предположить, что атака на пещеру имеет высокие шансы на успех.

Радиоуправляемые мины стали взрываться в момент достижения группой из четырех бойцов SAS входа в предполагаемое убежище противника. Трое «погибли» на месте, четвертого «расстрелял» спрятанный в пещере пулемет, приведенный в действие из блиндажа израильского командного пункта. Обмануло опытных бойцов Туманного Альбиона нехитрое устройство, представлявшее собой надетую на деревянный каркас куртку спецназовца, управляемое электромоторчиком в хаотичном режиме.

После этого англичане ушли в глухую оборону, забаррикадировавшись в двух скальных пещерах и расположив на недоступной высотке своего снайпера, прикрывающего единственную дорогу к их линии обороны. Атака началась к исходу второго дня. Израильтяне, имея абсолютное превосходство в живой силе, могли позволить себе некоторые жертвы в соответствии с классической формулой двойного преимущества атакующей стороны. Вход в пещеры забросали дымовыми шашками из миномета, и бойцы «Аялона» коротким броском прорвались к позициям, с которых можно было прицельно бросить гранаты.

Во время атаки снайперу SAS удалось вывести в расход двух бойцов противника, после чего израильтяне наконец ввели в бой свой беспилотник, и снайпер англичан был нейтрализован. Финал был коротким. После двух гранат, брошенных внутрь укрытий, в рукопашной схватке с оставшимися в живых защитниками были «убиты» двое израильских бойцов и все пятеро англичан.

Небывалая по количеству аудитория в полной мере получила свою сатисфакцию от увиденного, и еще долго бурлило мировое сообщество, обсуждая исход дуэли.

Арабский мир испытывал тектонические сдвиги в своем многовековом противостоянии с иудеями. Было бы наивно полагать, что в практическом смысле эти изменения каким-то образом могли проявиться в ближайшем будущем. Но, безусловно, этим необычным боестолкновением в сознание огромного количества людей с обеих сторон были заложены семена перемен.

В то время, когда после завершения дуэли толпы зрителей в Петре ликовали по поводу торжества справедливости, в одном из помещений дальнего крыла резиденции короля Абдаллы в тишине и молчании пребывало два десятка человек. В центре зала находилась юная Кантара Баргутти. Она сидела в свободной позе, закинув ногу на ногу, на ней был легкий льняной комбинезон цвета морской волны, густые черные волосы свободно спадали на плечи. Она была по-восточному красива и не скрывала того, что в полной мере осознает свою власть над мужскими душами. Чуть поодаль с двух сторон от нее находились дуэлянты – шейх Мухаммед бен Рашид аль-Баргези и Адиль Абади. Тишина и молчание были вызваны шоком после недлинной речи юной красавицы. Наверное, для подобной реакции есть определение покруче, но будем снисходительны к виновнице всемирного ажиотажа – ей только исполнилось восемнадцать.

В зале присутствовали представители администрации короля, члены сената и палаты депутатов, корреспонденты «Аль-Джазиры», центральных телеканалов Иордании, журналисты CNN, члены судейской бригады. На большом экране на прямой связи находился нью-йоркский офис «Сатисфакции».

И вот среди этих господ, цвета мировой элиты, прозвучала «ария из оперы»: а вот я вас всех «в виду имела». Разумеется, Кантара таких слов не произносила, но в переводе с арабского на, скажем, английский, суть вежливого изложения ее речи воспринималась бы именно в этих выражениях Либретто такое: раз пошла такая пьянка, не пошли бы вы все… Раз весь мир за мою свободу сражается, так я этой свободой воспользуюсь по полной. Я сама себя нарисую. Сама распоряжусь своим будущим. Я многое поняла за этот год и сумею принять те решения, которые посчитаю лучшим исходом для себя. Я не хочу быть призом для мужчин, разыгрывающих мою судьбу на потеху всему миру. И пусть меня простит Адиль, но я теперь с Мухаммедом, и это меня полностью устраивает.

Интересно было наблюдать за реакцией нью-йоркского офиса, ожидавшего апофеоза одного из самых ярких событий в истории клуба. Вместо победного «yes, мы это сделали» по офису прокатилось «fuck you, твою мать, вот сука».

Из всех присутствовавших во дворце лишь шейх Мухаммед, оказавшийся немногим старше несчастного Адиля, был явно доволен реакцией окружающих на блестящую эскападу юной хулиганки.

Непредсказуемость эмансипированной ближневосточной девчонки могла перечеркнуть весь смысл событий огромной социально-политической важности, высокодуховный подъем общества мог обернуться анекдотическим фарсом. Возникло классическое противоречие: что важнее – цель или средства ее достижения? На пути «Сатисфакции» эта дилемма будет вставать не раз, и однозначного ответа зачастую получить будет невозможно.

В этот раз ситуацию спас ведущий психоаналитик «Сатисфакции», сохранивший абсолютную невозмутимость в далеком Нью-Йорке. Все время, пока длился скандал, он чистил яблоко маленьким серебряным ножичком. Психоаналитика звали Эрик Кулек. Когда он попросил микрофон, президент клуба Гофф незамедлительно этот микрофон ему передал, и Кулек перевел ситуацию в спокойное русло прагматичной реальности, удовлетворив разом все заинтересованные стороны.

Все, кто формирует информационное поле данного события, должны признать, что все сказанное Кантарой является результатом, которого, собственно, и добивался Адиль Абади.

Линия освещения этих событий и судьбы любовного треугольника могут быть представлены как прорыв в отношении женщин Ближнего Востока в обретении самостоятельности и независимости от мужской властной безграничности. Кантара станет эталоном образа благородной красавицы, не пожелавшей стать игрушкой-вещью в руках самоуверенных мужчин, вступивших в игру, призом в которой должна была стать ее судьба. Будет правильно, если она решит провести какое-то время в одиночестве вдали от бушующего мира, так бесцеремонно вторгшегося в ее скромное существование.

Молодой человек должен получить материальные и карьерные преференции, определяющие его дальнейшую судьбу вне поля отношений с девушкой, которая дала ясно понять, как она к нему относится. Взаимоотношения шейха Мухаммеда и Кантары Баргутти – предоставить на их усмотрение, но при условии, что на один год они исчезнут из поля зрения средств массовой информации.