ли они не обратят внимания на желание императора. Они, конечно, могут не принять его пожеланий, так как с юридической точки зрения император не может приказывать и в любом случае будут действовать согласно решению правительства. Но все дело было в том, что не было уверенности, каков будет результат, поскольку подобного прецедента не было в истории.

Привычной практикой как Высшего совета по ведению войны, так и Кабинета министров было вынести решение по какому-либо вопросу, а затем представить его для ратификации императору. Если Императорская конференция не могла принять по нему единодушное решение, то от правительства ожидали, что оно уйдет в отставку, и следующий кабинет был обязан решить его. Этой практике следовали для того, чтобы освободить императора от ответственности в случае, если решение подвергнется резкой критике. Надо сказать, император давал свою санкцию на решения кабинета и Высшего совета, но это было чистой формальностью; он обязан был так поступить, независимо от того, одобрял ли он это лично или нет. Представить его величеству нерешенный вопрос и спрашивать его мнения — это было поступком беспрецедентным.

Найдя секретаря Сакомидзу, Судзуки велел ему готовиться к Императорской конференции. Сакомидзу выбрал несколько вопросов. «Для этого, — сказал он, — нам необходимо представить петицию императору».

«Замечательно, — ответил Судзуки. — Идите и подготовьте ее». Он собирался уйти. Старик испытывал естественное отвращение к канцелярской работе.

«Но чтобы быть представленной на Императорской конференции, — продолжил секретарь, схватив премьера за рукав, — петиция должна иметь подписи премьера и двух начальников штабов».

У Судзуки перехватило дыхание. Генерал Умэдзу и адмирал Тоёда не согласятся, по-видимому, на такую конференцию. Они отказывались посещать их еще со дня бомбардировки Хиросимы. Их основополагающей стратегией было, как представлялось, пытаться предотвратить принятие решения и продолжать сражаться. Тоёда был столь же тверд в этом намерении, как и Умэдзу.

Однако Сакомидзу, несмотря на свою относительную молодость, принимал участие в политике и в работе правительства уже более десяти лет. Он получил достаточный опыт в закулисной борьбе, и теперь он хотел его продемонстрировать. Судзуки подписал петицию и удалился, чтобы продолжить вести заседание правительства. Сакомидзу отправился уламывать начальников штабов.

Он встретил Тоёду в министерстве флота, а Умэдзу в его штабе. Для обоих он дал деловое объяснение. Премьер попросил секретаря кабинета получить подписи начальников штабов на петиции для Императорской конференции, чтобы сэкономить время и избежать хлопот в дальнейшем. «В конце концов, Императорская конференция обязательно состоится, рано или поздно, чтобы рассмотреть чрезвычайно важные вопросы, такие как объявление войны против Советов. В таких непредсказуемых обстоятельствах конференция может состояться очень скоро, и о ней могут оповестить даже среди ночи. Когда придет ее срок, я буду вынужден разыскивать вас, чтобы вы поставили свою подпись под петицией, и это будет означать только дополнительное беспокойство для вас и для меня и потерю драгоценного времени. Конечно, я обязательно извещу вас заранее о конференции. Для того чтобы быть готовым к чрезвычайным обстоятельствам, пожалуйста, подпишите эти бумаги».

Генерал и адмирал понимали обоснованность просьбы Сакомидзу. Императорская конференция должна обязательно состояться до опубликования императорского указа об объявлении войны. Уже полдня прошло с начала советского нападения, а Япония все еще не сделала официального заявления. Конечно, любой вопрос, который должны представить его величеству на рассмотрение, считали они, будет тщательно проработан секретарями Высшего военного совета, представителями флота и армии. Эти люди, естественно, будут держать в курсе начальников штабов. И никакие вопросы, должным образом не подготовленные и не согласованные в правительстве и в Высшем совете по ведению войны, не могут быть представлены на рассмотрение августейшего правителя во время Императорской конференции.

В итоге Императорские конференции собирались для получения одобрения императора. Император не участвовал в обсуждении того или иного дела; он только ставил свою подпись в нужном месте. Умэдзу и Тоёда задали прямой вопрос Сакомидзу: «Вы известите нас заранее, когда петиция будет готова к передаче?» Секретарь ответил обоим, что он непременно так и сделает. Начальники штабов после полученных заверений достали свои кисти и подписали документ. Сакомидзу вернулся в офис с бесценной петицией.

В этот день в Императорском дворце маркизу Кидо была передана последняя информация. В два часа пополудни главный адъютант императора пришел сообщить Кидо подробности о русском вторжении в Маньчжурию: русские стремительно продвигались вперед по всем фронтам.

В четыре часа хранитель печати приветствовал своего доброго друга Мамору Сигэмицу, бывшего министра иностранных дел. Прихрамывая и опираясь на трость, он вошел в кабинет, намереваясь откровенно рассказать Кидо обо всем, о чем размышлял в последнее время. Сигэмицу потерял левую ногу в Шанхае в тридцатых годах в результате взрыва бомбы, когда он стал жертвой покушения. В 1944 году они оба пришли к заключению, что только участие самого императора в Императорской конференции могло как-то сдержать военных. Сигэмицу снова подтвердил необходимость этого, заявив, что, если Япония будет настаивать на четырех обсуждаемых теперь условиях, срыв переговоров неизбежен. Кидо после их разговора незамедлительно сообщил об этом императору и обговорил с ним текущую ситуацию.

В то время как кабинет стремительно двигался к неизбежному расколу по вопросу заключения мира, на другой встрече в полутора милях к северу от дворца было достигнуто единство в вопросе войны. В императорском Генеральном штабе шло заседание высшего военного командования. Начальник штаба армии и ее верхушка собрались для принятия необходимых мер в отношении России. Вводная была понятна: Япония подверглась нападению. Следовало, естественно, предпринять то, что делает любая страна, будучи атакованной, — отразить наступление.

В то время как генералы сосредоточились на русском вопросе, младшие офицеры Генштаба были на точке кипения из-за советского вторжения и упорно распространяемых слухов, что фракция пацифистов продвигает свой план. Горячие головы были убеждены, что пришло время заставить замолчать сторонников мира и образумить императора. Их мысли, разговоры и действия начали вращаться вокруг вечно популярной японской идеи государственного переворота.

Премьер-министр, решивший досмотреть разыгрывающуюся драму до ее последнего акта, возобновил заседание правительства. Он осознавал, что это будет бесполезным занятием, но событиям следовало дать идти своим чередом.

Голоса разделились в отношении два к одному в пользу принятия потсдамских условий, как и рекомендовал Того. Поддержка была недостаточной в условиях, когда единственным приемлемым критерием оставался фактор единства.

Тогда министр образования Ота огорошил сторонников мира заявлением, что они боятся даже подумать. Отвечая Судзуки, Ота сказал: «Я не выскажу своего мнения по этому вопросу, так как это серьезная проблема. Я настаиваю, чтобы правительство подало в отставку, поскольку оно не проявило должной ответственности».

В обычные времена это было бы