Гнев начал подниматься в нем, как медленная волна океана в приближавшемся шторме.

— Значит, когда ты сказала мне, что тебе нужны другие мужчины, более подходящие…

Она покачала головой:

— Это была неправда. Ты был единственным мужчиной, которого я когда‑либо хотела, — выдохнула она. — Единственным, с кем я когда‑либо вступала в интимную связь. И ты все еще остаешься моим единственным.

Алек почувствовал прилив первобытного удовлетворения, но отбросил это чувство, потому что сексуальная исключительность была не совсем тем, на чем он был сосредоточен, независимо от того, насколько ему было приятно осознавать, что он был единственным. Она совершенно упустила суть и смотрела на него так, словно он должен был быть доволен. Как будто она сделала ему подарок, а на самом деле подтвердила самую горькую правду. Ужас был в том, что он почему‑то считал ее непохожей на остальных.

Все женщины лгут. Мать солгала ему. Колетт солгала о нем в своей книге. Но по какой‑то причине ложь, сорвавшаяся с губ Эмили, была самой невыносимой.

И все же он не знал, чему верить.

— Значит, ты мне говорила неправду тогда? — с сомнением произнес он. — Или сейчас врешь?

Следующим же утром они отправились во Францию, в Париж, в восьмой округ, в апартаменты Алеха на последнем этаже исторического здания, стоявшего на знаменитой улице, напротив столь же знаменитого отеля. Вдалеке сверкала на солнце река Сена, а в саду Тюильри среди деревьев гуляли влюбленные парочки.

Увы, они с Алехом к ним не относились, размышляла Эмили пару дней спустя, оглядывая роскошную, но не обжитую обстановку парижского дома своего мужа. Они могли бы сфотографироваться вместе, гуляя по знаменитым романтическим местам города, но все это было бы для шоу. Сплошной обман. Как и их брак.

Ее передернуло от мысли, какая же она была наивная, что допускала вероятность успешности их брака. Никогда больше она не поддастся этой иллюзии. Ведь в глазах Алеха она совершила смертный грех — солгала, а он не мог — или не хотел — простить ее за проступок, в котором она призналась в первую ночь их медового месяца. Воспоминание об этом все еще вызывало дрожь. В тот момент он был чернее тучи и обвинил ее во вранье, и у нее не было от этого защиты, ведь, по сути, он был прав. Она притворилась, что не любила его и хотела других мужчин. Но когда она попыталась объяснить причины — возможно, даже выразить всю любовь и страх, которые мотивировали ее действия, — он ее резко прервал.

— Это просто ложь, Эмили, — заявил он. — Этому не может быть никакого оправдания. Женщины лгут так же легко, как дышат. Это факт.

Постаравшись не обращать на это внимания, она старательно играла роль, за которую ей платили, потому что теперь это должно было стать ее приоритетом. Она связалась с его помощником по поводу их планов на путешествие и организовала большое интервью для одного из самых уважаемых журналов Франции, в котором Алехандро со страстью говорил об игре в поло. О том, как спорт спас его от нищеты и что он хотел, чтобы больше детей воспользовалось подобными возможностями.

Находясь рядом, Эмили была смущена тем, почему он ни слова не сказал о своей будущей политической карьере, но не осмелилась вмешаться и подсказать ему. Когда интервьюер вдруг спросил, не собирается ли Алех сам завести детей теперь, когда он женат, тот посмотрел на Эмили, его взгляд был жестким и непроницаемым.

— Пока никаких планов, — спокойно ответил он.

И Эмили пришла в отчаяние от боли, которая пронзила ее от услышанного. У нее‑то как раз было огромное желание прижать к своей груди ребенка от Алеха Сабато.

Вернувшись мыслями в реальность, она отошла от окна, от сияния роскоши дорогих магазинов и переливающейся глади реки. Какой же безнадежной дурой она была.

Только по ночам ее новоиспеченный муж терял бдительность и объявлял перемирие, чтобы получить взаимное удовольствие под покровом темноты. Но даже тогда Эмили не чувствовала себя в безопасности, ее беспокоили собственные эмоции. Обнаженные тела, страсть, поцелуи, объятия, дрожь наслаждения… очень легко было потерять голову. Вообразить, что он испытывал к ней нечто иное, чем плотское желание. Но ничего подобного даже близко не было, и он ясно давал ей это понять. Она была его временной женой, обеспечивавшей ему статус респектабельности и секс. Не будучи лицемеркой, она не отказывалась от последнего, потому что секс ей нравился так же, как и ему.

Они провели несколько дней в городе, разбирая его личные вещи, и оказалось, что Алех не так уж много хотел сохранить. Модель одного из его гоночных автомобилей в миниатюре, бронзовая скульптура его первого пони — спутника игры в поло. От остального — современная мебель, потрясающие произведения искусства и небольшая библиотека редких изданий — он небрежно велел избавиться.

— Мне ничего из этого не нужно.

— Может быть, здесь есть забытые вещи Колетт? Возможно, она… придет и заберет что‑нибудь?

Его улыбка была понимающей, как будто он прекрасно осознавал, что ее вопрос был тонко замаскированным способом сбора информации.

— Колетт никогда здесь не жила, хотя ей нравилось делать вид, что она здесь живет. Здесь нет ничего ее. Так что продай все это на аукционе. Собранные деньги могут пойти в мой благотворительный фонд.

Эмили полагала, что для него это был замечательный способ избавиться от его прошлого, хотя и немного жесткий.

— И если тебе интересно, — продолжал он вкрадчиво, — Колетт сейчас живет в Нью‑Йорке, так что вряд ли ты встретишь ее на авеню Монтень.

Эмили с облегчением вздохнула, потому что на самом деле боялась столкнуться с гламурной супермоделью.

Их парижское время подходило к концу, и Эмили показалось, что в нем появилось что‑то от прежнего Алеха. После обеда они предались любовным утехам, он исследовал ее тело, медленно целовал каждый дюйм ее кожи, и она упивалась этим.

Потом он пошел в душ, и, когда вернулся в обернутом вокруг бедер полотенце, крошечные капельки воды подчеркивали его идеальную кожу оливкового оттенка. Лакрично‑черные завитки его волос были влажными, его ягодицы были бледнее, чем темная кожа выше и ниже, и ее тело вполне предсказуемо отреагировало на него, несмотря на то, что они занимались безостановочным сексом весь остаток дня.

Он открыл дверцу шкафа, встав к Эмили спиной и снова представив ее взору багровый шрам на спине. У всех были шрамы, внезапно поняла Эмили. Просто не все из них были видны.

Через пару часов они встречались с его другом из далекого прошлого, итальянским бизнесменом по имени Сальваторе Ди Лука и его последней подругой — нейробиологом, больше похожей на модель для демонстрации нижнего белья, — вероятно, поэтому Эмили позволила Алеху купить ей платье из магазина «Шанель», который находился в двух шагах от его квартиры. Оно было черное и обманчиво простое, но удивительно выгодно подчеркивало достоинства ее тела. Туфли на убийственно высоком каблуке стояли у двери, их она собиралась надеть в самый последний момент.