– Нет. Фактически я уже начал. Итак, первый вопрос: кого из свидетелей может вызвать защита?

– Я уже думал об этом, Август Мефодьевич. Один из надзирателей, некто Фуршатов, сказал заведомую ложь и уехал из города…

– Как уехал? Кто его отпустил до суда?

– Следователь отпустил, а показания взял под присягой, согласно статье четыреста сорок второй Устава уголовного судопроизводства. Фуршатов уволился от службы и якобы поехал в Мезень вступать в права наследования.

– Вы сказали, он вас оболгал? – вцепился адвокат.

– Да, самым бессовестным образом.

– Но его слова совпадают со словами тех пяти арестантов, верно?

– Верно. Тут заговор, сильный против меня заговор.

Сандрыгайло не обратил на эти слова никакого внимания и констатировал:

– Это здорово подкрепляет позиции обвинения.

– Я понимаю. Но как раскрыть ложь?

– Буду думать. На чьи показания в вашу пользу я могу опереться?

– Во-первых, есть другие надзиратели той смены, когда я допрашивал Мохова. Они сообщили, что Вовка вернулся в камеру на своих ногах, не стонал, не жаловался и не имел никаких внешних признаков побоев.

– Уже хорошо! – ободрился присяжный поверенный. – Вот на таких косвенных деталях и строится обычно защита. Моя задача – посеять сомнения в умах сословных представителей. Судьи будут смотреть в бумаги и верить прокурору. А представители смотрят на вас и слушают адвоката.

– По вашему опыту, Август Мефодьевич, они совсем несамостоятельны в процессе? Даже представители дворянства?

– Увы, Алексей Николаевич. Если бы ваше дело рассматривалось судом присяжных, шансы на мягкий приговор были бы больше. Присяжные судят исходя из своего житейского опыта, и многие уже поднаторели, чувствуют себя на процессе как дома. Но ваш случай – преступление должности, такие рассматривает коронно-сословный суд. Состав его будет следующий: старший председатель или председатель одного из департаментов Петербургской судебной палаты и три члена уголовного департамента. Получается, всего четверо профессиональных судей. Их дополнят трое сословных представителей: губернский предводитель дворянства, городской голова (от мещан) и один из волостных старшин Санкт-Петербургского уезда (этот будет от крестьянства). Скорее всего, первые двое, как большие шишки, сами в суд не придут, а направят своих заместителей. Хорошо бы таковых заранее узнать и обработать их в вашу пользу. А самостоятельность этих временных судей весьма условная. Как правило, они смотрят в рот председателю.

– Выходит, полностью оправдать меня такой состав суда не сможет?

Сандрыгайло поморщился:

– Чем скорее вы забудете про оправдательный приговор, тем будет лучше для вас.

– Но…

– Слушайте меня внимательно, Алексей Николаевич. Вы обвиняетесь по статье триста сорок шестой Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. Там говорится: «За причинение чиновником, или иным лицом, состоящим в службе государственной или общественной, при отправлении должности своей, кому-либо с намерением и без явной необходимости, ран или увечья, виновный подвергается высшей мере наказания за сии преступления, определенные в статьях…» Ну и так далее. То есть обвиняетесь в служебном преступлении. Наказание берется из статьи тысяча четыреста восемьдесят четвертой, а там ничего хорошего. Ибо от нанесенного увечья последовала смерть. В соответствии с первой частью этой статьи прокурор требует для вас десять лет каторжных работ, поскольку считает ваши действия умыслом. Я же намерен переквалифицировать обвинение на вторую часть указанной статьи и добиться для вас наказания в три с половиной года исправительного дома. Как совершенные без умысла.

– Я это понимаю, мы так и рассуждали с моим помощником.

– Идем далее, Алексей Николаевич. Суд вынесет в отношении вас решение, которое является окончательным. В апелляционном порядке обжаловать его нельзя, только кассировать в Сенат. Так что… Все решится сразу и навсегда.

– Но я сам могу опротестовать решение?

– Можете. Жалуйтесь на незаконное осуждение или на тяжесть назначенного наказания. Для этого и существует Сенат. Однако и прокурор со своей стороны может кассировать решение суда, в случае несправедливо мягкого, по его мнению, наказания. И что придет в сенаторские головы, можно лишь гадать. Не было бы хуже!

Лыков задумался. Действительно, не усугубить бы свою участь. И вместо Литовского замка оказаться в Забайкалье…

Он отлучился в комнаты, попросить Ольгу подать им чаю с ромом. После чего вернулся и продолжил разговор:

– Август Мефодьевич, мои клиенты, как вы изволили недавно выразиться, люди серьезные. После общения с прокурором на них, как правило, надевали кандалы. Исправительный дом я знаю много хуже. Я бывал там, конечно. Но в другом качестве: допросы проводил, очные ставки… Скажите, пожалуйста, что меня там ждет? Как устроено наше законодательство?

Адвокат приосанился:

– Охотно. Исправительные работы второй степени[47], уж как пить дать… Примите эту мысль прямо сейчас, Алексей Николаевич, и смиритесь с ней. Еще очень повезет, если соскочим мы с вами с каторги! Так вот, что дальше. Увы, над вашей головой сломают шпагу в кордегардии Окружного суда. И отвезут в Литовский замок. Так что готовьте чемоданчик с нужными вещами. Бритву не надо, ее отнимут, а вот зубной порошок, носовые платки, лекарства, гигиенические средства… не знаю, там, подусники, фабриолин, туалетную бумагу – это все берите. Что забудете, супруга на другой день принесет.

На этих словах открылась дверь, и вошла Ольга Дмитриевна с подносом. Она поставила его перед гостем и сказала проникновенным голосом:

– Конечно принесу. Но вы уж, Август Мефодьевич, постарайтесь. А мы не останемся в долгу.

Лыков недовольно двинул бровью. Оконишникова быстро расставила чай, ром, сахар и закуски, после чего поспешила удалиться.

– Итак, поехали дальше. – Присяжный поверенный отхлебнул рому и улыбнулся довольно: – Хорош! …По закону отбывать наказание вы должны в своей губернии, стало быть – в Литовском замке. Если там мест не окажется, закон дозволяет посылать арестантов в исправительные отделения близлежащих губерний. Но для бывшего статского советника, думаю, место найдут.

Лыков поежился от слова «бывший» и тоже приложился к рому.

– Три с половиной года вам сидеть не придется, если будете вести себя примерно, – как ни в чем не бывало продолжил Сандрыгайло. – По приходу вас сперва запишут в разряд испытуемых, так же как это полагается на каторге. И быть вам в этом статусе ровно два года. Затем попадете в разряд исправляющихся. Для этого надо отличиться добрым поведением, исполнением обязанностей веры и прилежанием к труду. А в разряде исправляющихся десять месяцев заключения идут за год. Уже хорошо!