Стоявший у решетки парень, приложивший Спенса, вдруг принялся ритмично хлопать в ладоши. Через секунду этот жест подхватили все, и уходить мужчине пришлось под гром аплодисментов. Таким образом пленники выражали свое отношение к ответу русского профессора. Уже в дверях уходивший получил в спину презрительный женский возглас:

– Старый педофил!

Триумф оказался недолгим. В пещеру ворвались несколько десятков солдат все в той же униформе и принялись избивать всех пленников подряд короткими деревянными дубинками, не делая скидок на возраст и пол. Понимая, что просто так от них не отстанут, участники экспедиции пытались оказать солдатам посильное сопротивление. Но это было смешно.

Толком драться никто из них не умел, и вскоре все пленники лежали на полу, в лужах собственной крови. Проведя показательную экзекуцию, солдаты все так же молча вышли из пещеры, и пленников оставили в покое. Поднявшись с пола, Васильев осторожно ощупал голову и, вытолкнув языком осколок зуба, проворчал:

– Чего еще было от фашистов ждать?

– Это тоже ваша вина, Васильев, – прохрипел Спенс. – Вы виноваты в каждой царапине, в каждом синяке, в каждой сломанной кости!

– А в падении Римской империи тоже я виноват? – усмехнулся профессор, невольно хватаясь за разбитые губы. – Вы действительно напыщенный дурак, Спенс. Это самые настоящие фашисты, и чтобы убить нас, им не требуется никаких особых причин. Для них мы – шваль. Отребье из низшей расы. Так что, как сказала Берта, лучше умереть в драке, чем покорно блея, как бараны на бойне.

– Они не посмеют нас убить, – возмущенно выдохнул англичанин, заметно бледнея.

– Скажу вам больше, коллега. Они уже приговорили нас, – пожал плечами Васильев.

– Откуда вы знаете? – не поверил Спенс.

– Я хорошо знаю их главаря.

– Этого старого джентльмена?

– Джентльмена? – удивленно переспросил Васильев. – Впрочем, для такого, как вы, он действительно джентльмен. Богатый, влиятельный. Но для меня он так и остался фашистским офицером, командовавшим фабрикой смерти.

– Вы назвали его лейтенантом. Но комендант лагеря не мог носить такое низкое звание. Он должен был быть по меньшей мере майором, – упрямо покачал головой Спенс.

– Так и было. Только комендант был полковником, а Штольц входил в особое подразделение СС, которое занималось различными научными изысканиями. Как вам известно, наука под названием «евгеника» берет свое начало именно в этих бесчеловечных изысканиях. Ими и занимался Штольц.

Именно по его команде из нас выкачивали кровь, именно он приказывал выгонять десятилетних детей на мороз и обливать их водой, чтобы выяснить, как долго они продержатся. Я не хочу перечислять всего. Тем более что большую часть этих экспериментов мы просто не понимали. Для нас это была просто очередная лотерея. Выживем или нет. Вам не понять, что это такое, Спенс. Вы никогда не мечтали о куске грубого черного хлеба, как о самом прекрасном лакомстве.

Голос Васильева звучал ровно и почти спокойно. Пленники затихли, лишь иногда осторожно утирая кровь с разбитых лиц. Стоящий у решетки Спенс оглянулся на сокамерников и, заметив на их лицах презрение, невольно поежился. С таким отношением к своей персоне он столкнулся впервые. Но спорить с русским не перестал.

– Даже то, что вы пережили в детстве, не дает вам права подставлять под удар остальных.

– Я никого не просил аплодировать мне. Я говорил то, что считал нужным. Точно так же, как сейчас это делаете вы. Устроить овации моим словам – личное решение каждого из этих людей. Думаю, они отлично понимали, чем это может закончиться.

– Не думаю, – решительно возразил Спенс. – Это вы знаете, как караются подобные выступления. Ведь вы уже сталкивались с чем-то подобным. А эти люди решили, что оказались в обычной полиции, и подобная выходка сойдет им с рук. Именно поэтому я возлагаю ответственность за полученные ими побои на вас.

– Мы не дети, профессор, – вмешался в разговор парень, основательно приложивший своего патрона. – Каждый из нас отлично слышал, как именно назвал этих людей профессор Васильев, и овации были нашим решением. Так же, как и все полученные синяки. Хватит стонать и вести себя как трус. Станьте, наконец, мужчиной.

– Да как вы смеете, сопляк?! – завопил Спенс, но в очередной раз получив кулаком в челюсть, испуганно затих в углу, где оказался после короткого полета.

Постепенно разговоры и споры утихли, и пещера погрузилась в тишину, изредка нарушаемую страдальческим стоном. То и дело кто-то из пленников, забыв про ушибы и синяки, делал неловкое движение. О дальнейшей судьбе спрашивать никто не решался.

* * *

Очередной вызов в резиденцию хозяина не стал для Лизы неожиданностью. Она с самого начала ждала, что настоятельница доложит старику о ее выходке, и теперь, подходя к дверям кабинета, готовилась решительно отстаивать свое право на свободу. В этот раз, получив несколько хороших результатов, она имела на руках аргументы, спорить с которыми не сможет даже хозяин.

Войдя в распахнутую охранником дверь, девушка подошла к столу и, поздоровавшись, молча положила на столешницу кожаную папку. С интересом покосившись на нее, хозяин нетерпеливо посмотрел на дверь и, раскурив толстую кубинскую сигару, тихо спросил:

– Что это?

– Результаты моих последних исследований. С того момента, как я отвоевала себе неограниченную свободу действий и передвижений, дело сдвинулось с мертвой точки. Теперь мы подошли к самому главному.

– К чему именно?

– К разрешению проблемы отторжения пересаженных клеток. Я поняла, что именно нужно делать. Осталось решить, как именно это сделать.

– И вы готовы решить эту задачу?

– Именно над этим я и размышляла, когда меня в очередной раз отвлекли этим вызовом.

– Хотите сказать, что я мешаю вам работать? – с интересом спросил хозяин.

– Нет. Я хочу сказать, что мне надоело без конца спорить с этой старой каргой и объяснять ей вещи, в которых она ни черта не смыслит. Доклады вам – это совсем другое дело. Здесь я рассказываю о результате, а не о ходе исследования. И вы не вмешиваетесь в работу.

– Но мать-настоятельница по образованию биолог и вполне способна разобраться во всех ваших терминах.

– Может быть, когда-то она и получила диплом биолога, но в генетике она не смыслит ни уха ни рыла. К тому же она слишком давно не брала в руки лабораторных стекол, – резко возразила Лиза.

В этот момент дверь снова открылась, и в кабинет, тяжело переставляя ноги, вползла настоятельница. Бросив на соперницу беглый ненавидящий взгляд, она подошла к столу и, коротко поклонившись, заговорила:

– Хозяин, как я уже докладывала по телефону, поведение послушницы Лизы недопустимо и требует немедленного применения самых суровых мер. Она осмелилась застрелить двух охранников и поднять руку на меня саму. Я требую…