«Для ближайшего надзора» за инвалидами назначался из числа пенсионеров боцман или фельдфебель, «который за исполнение этой обязанности никакого иного содержания не получает, но, для отличия от прочих инвалидов, имеет на погонах мундира и шинели нашивки из галуна».

Требы для православных обитателей дома читал священник Каменноостровской придворной церкви. В случае необходимости приглашали «священников иностранных исповедований».

Отдельной строкой прописывалось содержание лошади «для перевозки провианта».

В дальнейшем положение об Инвалидном доме пересматривалось, но суть оставалась прежней.

Добавим, что существовали и богадельни для матросских вдов. Например, в 1784 году в Соломбале (ныне — район Архангельска) было открыто соответствующее заведение («Елизаветинская богадельня») для вдов «морских служителей». Содержалась она на средства, отчисляемые из жалования портовых служащих, а позже была переведена «на баланс» самого порта.

Вдовы нижних чинов могли попасть и в другие богоугодные заведения, например, организованные на средства благотворителей.

Так, восьмого октября 1866 года Инспекторский департамент Морского министерства издал циркуляр за № 68, который определял правила определения в «особое заведение» на 50 кроватей, организованное «иждивением камергера князя Юсупова» при Санкт-Петербургских городских богадельнях. Попасть туда, правда, могли только «вдовы тех воинов, кои пали при защите Отечества преимущественно же при усмирении последнею польского мятежа». Напомним, что в подавлении восстания в Польше принимали участие и моряки Гвардейского экипажа.

В этой связи Инспекторский департамент напоминал заинтересованным лицам, что в богадельни определяются только те, кто не может «содержать себя трудом, и не имеющие притом никаких способов к пропитанию». Те вдовы, которые считали себя вправе попасть в богадельню, должны были попасть в особые списки, которые должны были направляться штабами главных командиров и командиров портов непосредственно попечителю над Санкт-Петербургскими городскими богадельнями.

С 1862 года в ведении командования Черноморского флота существовали и так называемые «инвалидные хутора». Всего их было создано 21 хутор у Николаева (по одному на семейство) и 7 хуторов близ Севастополя (в этом случае на каждом хуторе жили по два семейства). Но нетрудно заметить, что проблему устройства ветеранов флота такое количество хуторов решить не могло. Тем более что преимущественным правом стать обитателями хуторов обладали кавалеры Знака отличия Военного ордена и унтер-офицеры.

Впрочем, в случае крайней необходимости инвалиды Морского ведомства могли быть определены в соответствующие заведения ведомства военного.

16 декабря 1867 года император Александр Второй утвердил «Положение об устройство отставных и бессрочно отпускных нижних чинов»[65]. Напомним, что «бессрочный отпуск» означал для находившегося в нем необходимость прибыть под знамена при первом требовании морского начальства.

Согласно данному документу, отставники сохраняли те сословные права, которые они имели при поступлении во флот. Иначе говоря, бывшие матросы и унтер-офицеры снова становились крестьянами, мещанами и так далее. При этом отставники из крестьян хотя и вносились в ревизские сказки, но не включались в число плательщиков подушной подати и сбора на земские повинности. Те же, кто был исключен из ревизских сказок, имел полное право перейти из крестьянского сословия в иное.

Положение снимало и некоторые ограничения по местам жительства для бывших нижних чинов. Так, им разрешалось селиться на землях казачьих областей, а также в Закавказье. «Малороссийские казаки», проживавшие в Черниговской и Полтавской губерниях, получили право жить не обязательно на родине и не обращаться вновь в казачье сословие. Что же касается евреев, то им позволялось селиться вне черты осёдлости.

На пенсию к началу XX века могли рассчитывать только старшие боцмана и кондукторы — за 25 лет сверхсрочной службы им назначали пенсию в размере 315 рублей в год (то есть как лейтенанту), а за 20 лет — 157 рублей 60 копеек.

Нижние чины имели, правда, право на посмертные воинские почести наравне с офицерским составом. В том случае, если происходили похороны матроса либо унтер-офицера, «бывшего в походах против неприятеля», почетный караул давал три холостых залпа в воздух. Примечательно, что почести отдавались вне зависимости от вероисповедания умершего и невзирая на возможные противоречащие распоряжения в завещании. Более того, не лишались почестей даже самоубийцы — если они не лишались христианского погребения.

За время службы у матроса могли составиться и некие сбережения — зачастую весьма немалые. Причем для этого вовсе не обязательно «давиться за копейку» всю жизнь.

Так, после смерти 28 января 1904 года кочегара 1-го класса крейсера «Паллада» Самуила Наволоцкого[66] на его счету в судовой сберегательной кассе было 170 рублей 50 копеек. Отметим, что кочегар к тому моменту служил около шести лет.

Теперь поговорим об условиях жизни нижних чинов, обитавших первоначально в носовой части судна, а позже — во всех отсеках, где для них было место. Кстати, размещение матросов в носовой части корабля имело и другие причины, далекие от гальюна.

Итак, офицеры жили в кормовой части боевого корабля, а матросы — в носовой. Пространство жилых палуб между ними во флотах многих стран — и в первую очередь в британском флоте — исторически занимали солдаты морской пехоты. Расположение морских пехотинцев именно в центральной части корабля было продиктовано несколькими причинами, главной из которых была… безопасность офицеров.

Дело в том, что «морские солдаты» комплектовались не из числа собственно моряков, а из военнослужащих обычных пехотных полков, всегда относившихся к морякам с их пайками, ромом и вольницей крайне негативно. Поэтому контингент морской пехоты был предназначен для того, чтобы в зародыше гасить любые бунты матросов. Кроме того, именно в помещениях морской пехоты хранились запасы стрелкового оружия и боеприпасов, которые могли понадобиться в случае абордажного боя.

Если же вспомнить роман Роберта Луиса Стивенсона «Остров сокровищ», то там ситуация почти аналогичная — командный состав шхуны «Эспаньола» располагается на корме. Но вот порох и оружие хитрый главарь пиратов Джон Сильвер под шумок велел перетащить в помещения команды. К счастью, непорядок заметил вечно недовольный капитан Александр Смоллетт:

«Отлично, — сказал капитан. — Если вы до сих пор терпеливо меня слушали, хотя я и говорил вещи, которых не мог доказать, послушайте и дальше. Порох и оружие складывают в носовой части судна. А между тем есть прекрасное помещение под вашей каютой. Почему бы не сложить их туда? Это первое. Затем, вы взяли с собой четверых слуг. Кого-то из них, как мне сказали, тоже хотят поместить в носовой части. Почему не устроить им койки возле вашей каюты?»