убедила его в отцовстве. Но что он мог тогда, молодой спортсмен, пусть и прилично зарабатывающий? У нее не было французских документов и, соответственно, страховки. Роды обошлись бы в астрономическую сумму.

– А потом, полтора года спустя, она вернулась во Францию, смотри, – указала Ксюша на снимки. – И все такая же, будто не рожала вовсе, фигурка точеная, талия тонкая, грудь в отличной форме.

– Вернулась мужа искать, – кивнул Реми.

– Да не скоро нашла. За Дюваля она вышла, когда пацанам уже исполнилось по десять лет. Возможно, были любовные связи, но до свадьбы не доходило. А ей нужен был брак. Чтобы гражданство получить.

– И наследство, не забывай. Девушка меркантильная, расчетливая. Иначе бы она вышла замуж за Олега, согласна? Смотри, даже по фотографиям видно, как им хорошо вместе!

– А может, она все-таки его любила? И собиралась разжиться деньгами, чтобы потом вернуться к Олегу? – предположила Ксюша. – Не слишком красиво, конечно, но все же хоть какая-то романтика…

– Ты у меня неисправимая фантазерка, женушка. Смотри, после ее замужества совместных фотографий с Олегом больше нет. Последние относятся к тому периоду, когда Анжела уже, вероятно, женихалась с Дювалем. Подписано: «Сентябрь 2003, Балеары». А замуж Анжела вышла в апреле следующего года: богатые люди обычно долго решаются на брак, к тому же зимой свадьбу не справляют. Уверен, в сентябре две тысячи третьего у нее с Дювалем уже вовсю шли шуры-муры, при этом она все еще красуется с Олегом…

– А у него в Москве уже были жена и дочка, – заметила Ксения. – Видимо, он тогда уже точно знал, что не быть ему с Анжелой вместе никогда.

– Похоже на то. Она вскоре полностью разорвала связь с Олегом, поэтому больше нет их совместных снимков. Не хотела рисковать своим грядущим браком и исчезла из жизни Олега (или изгнала его из своей), чтобы невзначай не потерять Дюваля, как раньше Пасье?

М-да. Ксюше было и любопытно, и в то же время немного не по себе изучать эту любовную хронику в картинках. Историю расчета и предательства. Впрочем, Олега Анжела все же любила. Вон какие счастливые на фото! Играют как дети – в бадминтон, в волейбол. Брызгаются водой. Строят замки из песка. Бегают по полосе прибоя. А то вот Олег какую-то странную штуковину держит в руках, похожую на фиолетовый пузырь, а Анжела эту штуку гладит и восхищенно смотрит на Олега…

Любила? А замуж за других выходила, за богатых? Вроде бы такие отношения не называют любовью… Впрочем, каждый этим словом обозначает, что ему вздумается. Отношения Анжелы с Олегом круто замешаны на сексуальном влечении, что очевидно, – а в понимании Ксении это вовсе не любовь… Но кому какое дело до ее понимания? Ей с мужем нужно собирать информацию обо всех этих людях, а не копаться в их психологии.

– Ремиша, посмотри, что за пузырь такой странный в руках у Олега?

Реми покрутил фотографию в руках и вдруг вскинул руку указующим жестом.

– А вот же он!

И впрямь, на одной из полок, серый от пыли, стоял этот (или похожий) пузырь, напоминающий по форме огромный пельмень. Реми осторожно снял его с полки, поставил на диван.

– Что бы это могло быть? – проговорил он.

– Давай я его протру от пыли. Тогда хоть разглядеть можно будет, – предложила Ксюша.

– Да ну его, кому он нужен. Поставлю обратно, – скривился Реми.

– Слушай, Этьен просил сфоткать все подряд. Так что давай это чучело тоже сфоткаем. Я быстро!

Она направилась в ванную, где пустила слабую струю воды и принялась осторожно протирать пузырь старым полотенцем, висевшим на крючке последние сто лет. Вернувшись из ванной, Ксюша снова уложила пузырь на диван. Теперь его можно было рассмотреть. Сделанный из прозрачной пленки, фиолетово-синий, немного ребристый, с небольшим неровным гребнем поверху, он напоминал…

Да ничего он не напоминал. Разве только очередную странную фантазию Сальвадора Дали. В нижней части пузыря находилось нечто, смахивающее на кораблик. Или это была просто подставка, придававшая устойчивость «пельменю» на полке.

Реми сделал несколько снимков, после чего вернул пузырь на место. Затем он переснял большую часть найденных фотографий для Этьена. Вряд ли они его порадуют, но он ведь сам так распорядился.

Похоже, работа в квартире сестер была завершена. Реми открыл список дел в своем телефоне:

– фотографии братьев и сестер сделаны;

– фото Дюваля тоже Этьену переслали;

– интерьеры квартир парней и девушек запечатлены;

– биография семьи Багировых-Дюваль в исполнении братьев уже отправлена Этьену Пасье в звукозаписи.

Что еще? Вроде бы все, кроме снимков квартиры Анжелы, которые обещал Микаэль. И встречи с ней самой, конечно. Когда она вернется.

Что ж, можно уходить. Уже семь, скоро ужин, потом встреча в баре отеля с Алексеем, как уже повелось. Чтобы обсудить сегодняшний улов.

А он был богатейший.

Неожиданно звякнул мобильный Реми. На экране высветилось имя Микаэля.

– У нас случилось несчастье, – заговорил он по-французски. – Умер Антон, мамин муж. Солнечный удар, видимо. Мама в сильнейшей панике. Придется мне туда лететь. Организовать перевозку тела, да и маму не мешает показать врачам, у нее что-то с головой…

– В каком смысле? – удивился Реми.

– Она будто потеряла рассудок. Кричала в трубку: «L’arc de Cupidon, l’arc de Cupidon»![9]

– И что это значит? – удивился Реми. – Арка Купидона… Лук Купидона? В смысле «стрела Амура»?

– Возможно… По правде говоря, я понятия не имею, что мама имеет в виду. Надо ехать к ней, разобраться, помочь… В общем, наши планы меняются. Сегодня уже не получится сделать фотографии в маминой квартире, не до того. Давайте пересечемся, я вам дам ключи, сами поснимаете. Только ей не говорите, что были там в ее отсутствие, ладно?

* * *

Стол с белой скатертью, с красивыми высокими бокалами для вина. Бутылка красного стояла уже откупоренная, – вино «дышало», Люся знала. Они с сестрой многим премудростям научились у братьев за неполные три года.

– Проходи, – Даниэль взял ее за руку, повел к столу.

Она послушно шла, сопротивляясь желанию сжать его ладонь в своих.

Дани отодвинул стул, приглашая ее сесть, затем налил вина.

– Это синее платье тебе невероятно идет, – произнес он. – У тебя сразу глаза такими синими стали…

Он обошел стол, налил себе тоже. Подал ей корзинку с хлебом, положил на ее тарелку кусочек паштета, который, Люся знала, парни всегда заказывали в одном французском ресторане. И наконец сел.

– Ну что, – проговорил он, – давай за… – Даниэль держал бокал за тонкую ножку и смотрел на нее с улыбкой, отчего-то лукавой.

Неужели он…

Люся не отважилась додумать эту мысль.

– Люлю, – он иногда так называл ее, пользуясь французским диминутивом[10], – как