Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может… — робко начала бухгалтер, но директор снова рыкнул на нее, и она замолчала.
«Лезет тут со своими дурацкими советами», — раздраженно подумал он.
Наконец дверь открылась, клиент вышел, начальник отдела освободился, и Яблочко ввалился в кабинет.
— Здравствуйте, Сергей Иванович. Срочное дело!
— Еще одно? Слушаю.
От этих слов ноги у директора стали ватными, и он рухнул в кресло. Враз ослабевшей рукой Яблочко подал письмо о расторжении депозитного договора, где-то в глубине души предчувствуя, какой услышит ответ. Он сопротивлялся этому предчувствию, насколько это было возможно, но одна нога, казалось, зависла над бездной, и он зашатался на самом краешке…
— Уже, Николай Иванович.
— Что уже? — хриплым голосом спросил Яблочко, все еще надеясь, что он ошибается, но душа, холодея от страха, полетела, стремительно набирая скорость, в бездонный черный ад, где царил ужас перед будущим.
— Расторгли. Директор ваш, Бойченко, несколько минут назад был здесь и сказал, что вы просите срочно расторгнуть договор, несмотря на убытки, и перевести деньги…
— И вы…
— Конечно! А как же! Сразу же… А что, не надо было? Вам плохо? Что? Что случилось? Что с вами, Николай Иванович?!
— А-а-ах… — Директор обмяк и начал сползать с кресла на пол.
Сергей Иванович вскочил со своего места и подхватил грузное тело директора, который, казалось, почти лишился чувств.
— Остановите… Остановите, черт возьми! — с трудом прохрипел Яблочко. — Проверьте, может, деньги еще не списаны со счета… Ради Бога!
Начальник отдела понял, что происходит что-то непредвиденное, и схватил трубку телефона. Директор с немой надеждой в глазах смотрел на начальника отдела, пытаясь найти на его лице признаки желанного ответа. Искал и не находил. Сергей Иванович посерьезнел, уголки его рта скорбно опустились. Яблочко понял, что опоздал.
— Операционистка провела платеж десять минут назад, и, к сожалению, ничего изменить нельзя, поскольку деньги списаны со счета.
— Будьте вы прокляты! И все ваши клиенты… Если бы вы сразу меня приняли!
— Николай Иванович, — подала голос бухгалтер, — а Сережка…
— Что Сережка?
— Да я его видела у входа. Хотела вам сказать, а вы…
— У какого входа, дура?! — заорал Яблочко, вскочив с кресла с поднятыми над головой руками, сжатыми в кулаки.
— У входа в банк, — четко выговаривая каждое слово, ответила оскорбленная Нина Ивановна, — только вы мне рот сразу заткнули. — Поджав губы, она подумала о том, что за все ее шестьдесят лет с ней никто так грубо не разговаривал.
— Куда?
— Что куда? — не понял начальник операционного отдела.
— Деньги перевели куда, идиот?! — прохрипел директор.
Начальник отдела задал этот же вопрос в телефонную трубку.
— Как обычно, на Промстройсервис-2, — ответил он, выслушав ответ.
— М-м-м… — застонал Яблочко, словно его мучила зубная боль, и выхватил из кармана мобильный телефон. — Сволочь… Боже, какая сволочь… Пригрел гадюку на груди… Ах, студент!
Не попадая трясущимися пальцами в нужные кнопки, он только с третьего раза набрал номер Алексея и долго держал телефон возле уха. Длинные гудки, словно удары молота, били в самое темечко. И с каждым гудком где-то внутри, у самого сердца, росла и росла огромная глыба ненависти. Ненависти ко всем: к Сергею Ивановичу, к главному бухгалтеру Нине Ивановне, к Сергею Бойченко, который, украв эти треклятые деньги, фактически перечеркнул жизнь Яблочко, к Заму, пославшему машину не через обещанные пятнадцать минут, а через час с четвертью.
— Чтоб вы все сдохли! — с ненавистью выплюнул Яблочко. С трудом поднявшись с кресла и сгорбившись, он тяжелой походкой, как будто к каждой ноге было приковано пушечное ядро, направился к дверям.
— Эй, вы тут полегче с выражениями! — в спину ему крикнул начальник операционного отдела.
Директор резко остановился, словно натолкнулся на стену, повернулся и посмотрел на хозяина кабинета.
— У меня только что украли четыре миллиона евро, — выдохнул он. — С вашей помощью, между прочим. Так что наши отношения еще не закончены. И если вы думаете, что я один положу голову на плаху, то имейте в виду: самому мне это делать неинтересно. Я уж побеспокоюсь, чтобы вас пристроили где-то рядом.
— В отличие от вас, — заявил начальник, поднявшись во весь свой неожиданно высокий рост и нервно поправляя волосы, — я все делал законно. И когда директор предприятия приносит платежку, я не вижу причины, почему банк не должен выполнить требуемую операцию, тем более если это не противоречит закону.
— Вот-вот, — ощерившись в злобной улыбке, произнес директор, — пусть и проверят законность операции… Или вы хотите сказать, что ничего не имели с этих денег?
— Именно в этом я и хочу уверить вас. До свидания, я вас не задерживаю.
— Сволочь!
— Как вам будет угодно. — Начальник отдела плюхнулся в кресло, и по тому, как он побледнел, стало ясно, что ему тоже не очень хорошо после этого разговора.
У самой машины ноги директора вдруг сделались ватными, в сердце проснулась тупая боль. Видно, он изменился в лице, потому что бухгалтер испуганно спросила:
— Вам что, плохо?
— Да что вы! Мне замечательно, — неизвестно над кем издеваясь, пробормотал Яблочко, с трудом забираясь в машину. — Сейчас отдышусь маленько… Вы это… Поезжайте домой, что ли… Мне вы пока не нужны.
— Хорошо, Николай Иванович, — послушно ответила Нина Ивановна, глядя на директора глазами, полными сострадания. — В случае чего, я буду дома. Вам бы домой сейчас, полежать немножко, а? Николай Иванович?..
— Идите, идите. — Директор вяло махнул рукой и, откинувшись на подголовник, закрыл глаза. Бухгалтер послушно кивнула и не торопясь зашагала в сторону входа в метро.
Сегодня Он впервые увидел лицо. Отчетливо и ясно. Это было лицо молодой, очень красивой женщины с длинными каштановыми волосами. Карие, слегка прищуренные глаза и губы, чуть подкрашенные помадой, алые, полноватые, волнующие и зовущие… Небольшой аккуратный подбородок… И удивительно нежная кожа! Ее не надо было даже касаться губами, чтобы понять, какая она мягкая, бархатистая. Лицо улыбалось. Именно лицо, потому что, если бы губы и были чем-нибудь прикрыты, все равно по одним только глазам Он мог с уверенностью сказать: эта красивая женщина улыбается. Облик часто менялся, но женщина была одна и та же — Он мог поклясться в этом. Она то смеялась, то была серьезна; ее волосы тоже меняли оттенок, становясь то русыми, то каштановыми.
Это было похоже на просмотр фотоальбома, когда листают толстые картонные страницы, рассматривая фотографии разных лет. На одной страничке запросто могут уместиться десять или тридцать лет жизни, человек будет один и тот же, но лицо у него будет каждый раз другое. Теперь Его постоянно мучила мысль: кто это? Где эта женщина? В безопасности ли она? Все ли у нее хорошо? Он с тревогой думал не о размытом образе непонятно кого, а о конкретном человеке, женщине, красивой, желанной, любимой… Ну да! Ну конечно же! Он ее любил! Любил… Как же Он сразу-то не вспомнил?! Как Он мог вообще забыть об этом? Когда же Он ее любил? И где?