в седло.

— Стой! — крикнул Тилис. — Мерлин, не смей!

Но белый жеребец уже скрылся из виду.

— Он меня узнал… — бормотал Кимон. — И… и убил.

Боль, казалось, отпустила его. Он повернулся на спину и улыбнулся.

— Так лучше, — произнес он уже довольно спокойно. — На войне… лучше. Всегда хотел… Жил, как скотина… Хоть помер, как воин. Похороните здесь…

Глаза Кимона широко раскрылись и остановились.

— Все. Он умер.

Нельда подняла лежавший рядом меч и положила его на уже мертвое тело — рукоятью на грудь, острием к коленям. Так полагается поступать с воином, доблестно павшим в бою.

— Ну вот и все. Что теперь делать? — медленно произнесла она.

— Догонять, — твердо ответил Тилис. — Если Алекс везет письмо в Черный Замок, надо его догнать и перехватить. Письмо привезу я, вот и все. А ты… ты поведешь отряд в Железную Пасть.

— Я?

— Больше некому. Там потребуется Сила. Ты — посвященная Братства. А я — всего лишь достойный. Так что принимай командование. А мы пойдем. Алиса! Эленнар! Нам пора.

31 декабря 1991 года (вторник), 17:12.

Андрей оделся и вышел наружу. Ноги сами понесли его на улицу академика Берга.

Если бы не весело светящиеся огни, город казался бы вымершим. Единственный попавшийся по дороге прохожий посмотрел на милицейскую шинель Андрея скорее с сочувствием: эх, дескать, бедолага, люди Новый год празднуют, а ты, значит, при исполнении…

Впрочем, у Алисиного подъезда стояла толпа. Приехавший с этюдов художник Седунов (изрядно пьяный, отметил про себя Андрей) сидел с гитарой прямо на капоте «Москвича-412» и пел песню. Мелодия была знакомая, хотя и несколько вышедшая из моды, но вот слова…

Мой небосвод хрустально ясен

И полон радужных картин

Не потому, что мир прекрасен,

Не потому, что мир прекра-а-сен,

А потому, что я-а — крретин![5]

   Звенит высокая тоска,

   Необъяснимая слова-а-ми.

   Я не один, пока я с ва-ами,

   Деревья, птицы, облака!

И я держу рассудок ясным,

Смотря житейское кино:

Дерьмо бывает первоклассным,

Дерьмо бывает первокла-а-ссным,

Но э-это все-о-таки — г…!

— Тоже, поэт! Пьянь… горчайшая! — ругнулась какая-то престарелая блюстительница нравов. — Во, милиционер пришел, ща он тебя заберет!

Однако «забрать» художника Андрей не хотел и не мог. И не потому, что гражданина Седунова задерживали уже черт-те сколько раз. А всего-навсего потому, что за руль он не садился, а только сидел на капоте и орал песню. И задевать никого не задевал. А что он пьяный, так много ли в эту ночь в городе трезвых?

— Дядя Костя! — попросила Алиса, высунувшись из окна. — Спой «Темноту», пожалуйста!

Седунов кивнул. Несколько секунд он отрешенно перебирал струны, а потом выкрикнул:

Темнота впереди! Подожди!

Там стеною закаты багровые,

Встречный ветер, косые дожди

И дороги неровные.

   Там чужие слова, там дурная молва,

   Там ненужные встречи случаются,

   Там сгорела, пожухла трава

   И следы не читаются

   В темноте.

Андрей молча слушал.

Он уже видел и то, о чем пелось во второй строфе:

Там проверка на прочность — бои,

Там туманы и ветры с прибоями,

Сердце путает ритмы свои

И стучит с перебоями…

«Интересно, Высоцкий тоже бывал там?» — подумалось ему.

Озеро Пробуждения. Ночь на двадцать восьмое

Не помню, кто это сказал: для преследуемого открыты все пути, а для преследователя — только один. Тем более, что это в данном случае было неверно.

В Сильвандире места для всех не хватило, и большая часть отряда расположилась лагерем у озера Пробуждения. Так что, направившись на восток, то есть напрямик в Черный Замок, Алекс угодил бы прямо в руки Странникам.

На север дорога просматривалась достаточно далеко, и, вздумай Алекс поскакать туда, лучники сразу же ссадили бы его с коня.

Зато на юге она почти сразу сворачивала за выступающую скалу. И Алекс это отлично знал…

Тилис, задыхаясь, подбежал к отверстию пещеры и почти упал не землю. Эленнар опустился рядом с ним. Алиса прижалась ухом к скале.

Цок-цок, цок-цок — отзывался камень.

— Эленнар, помоги-ка мне подняться, — голос Тилиса прозвучал необыкновенно четко. — Ну, что там? Алиса, что ты слышала?

— Два всадника уходят на юг.

— Эленнар?

— Все правильно, двое. В канал они не входили.

— Вот и я слышал то же самое, — заключил Тилис. — Ну что ж, на юг так на юг. А мы попробуем их перехватить.

Они вернулись, отвязали трех коней и, спустившись по достаточно пологой для этого лестнице, поскакали берегом озера.

Странники, сворачивая лагерь, гасили редкие и тусклые костры. Внезапно в их неверном свете что-то блеснуло.

— Стойте! Что это?

«Это» было похоже на серебряную монету, оброненную кем-то на песок. Но, когда Алиса, спешившись, попыталась ее поднять, «это» проскользнуло между ее пальцев и вновь обратило к Алисе выбитый на аверсе профиль улыбающегося мужчины с длинными, до плеч, волосами, подвязанными лентой по фаэрийскому обычаю.

— Интересно… — Тилис слез с коня и, встав на одно колено, попытался ухватить монету. Его рука исказилась, как если бы он засунул ее в ящик из толстого стекла, но монета осталась на ладони. Сжав кулак, Тилис выпрямился и, поднеся руку к глазам, разжал ее.

— Обыкновенная монета… — несколько разочарованно произнесла Алиса.

— Не такая уж и обыкновенная… После покажу в Карнен-Гуле. Ладно, поехали, не будем задерживаться.

Трое всадников мчались на восток, понемногу отклоняясь к югу. Настало утро, но багрово-алое солнце почти не могло пробиться сквозь дым. Пламенная Гора вздымалась уже совсем близко. Вот она, та самая дорога, по которой Алиса весной удирала из Черного Замка. Вот и россыпи странных округлых камней — вулканических бомб, столетия назад выброшенных кратером. Но… где же горячие источники?

Белые султанчики пара исчезли начисто. Кипящая кровь земли не вытекала более наружу — она скапливалась в недрах вулкана.

— Живее! Не останавливаться! — крикнул Тилис.

Медленно передвигался по небу багрово-алый диск. Медленно отодвигалась назад Пламенная Гора. А копыта коней все били и били в мерзлую землю — час, другой, третий…

Наступил вечер, и снежные шапки гор далеко на юге вспыхнули малиновым огнем, а всадники все мчались и мчались по бесплодной, выжженной холодом и подземным пламенем пустыне.

Внезапно Тилис и Эленнар, не сговариваясь, резко повернули направо и въехали в небольшой овражек, начинавшийся у самых их ног. Поначалу он был