Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы общались по поводу фотографии, – отвечает миссис Вандерс.
– Лично? Мистер Вандерс знает. Например, как она одевалась.
– Вот черт! – говорит женщина. Ее нос всего в дюйме от полотна.
– Что?
– Прости. Как ты считаешь, с этой картиной все в порядке?
Джейн, которой сейчас было совсем не до искусства, бросает на картину нетерпеливый взгляд. Небольшой, очень милый жанровый портрет: женщина, пишущая за столом. Позади женщины на шахматном полу сидит лягушка, на пыльную синюю кожу которой падают солнечные лучи, пробивающиеся через окно. На морде у лягушки застыло загадочное выражение. Женщина полностью поглощена своим занятием.
– В каком смысле? – удивляется Джейн.
– Она выглядит так, как должна?
– Я понятия не имею, как должна выглядеть эта картина.
– Это Вермеер. «Женщина с жемчужной сережкой». А это – «Женщина с лягушкой пишет письмо».
– Я знаю Яна Вермеера. Он знаменитый и все такое. Но как узнать, все ли в порядке с картиной? Я никогда ее раньше не видела.
– Хорошо. Что скажешь о свете?
Джейн снова глядит на картину. Чередование светлых и темных фрагментов создает впечатление, что ее освещает настоящий солнечный свет.
– Сияющий?.. – робко предполагает она.
– Гм. – Миссис Вандерс явно не удовлетворена. – Говорю тебе, с ней что-то не так. Дама кажется не такой светлой, как обычно.
– Хотите сказать, кто-то переделал картину?
– Переделал… или подделал.
– Подделал! Серьезно?!
– Либо заменил на другую авторскую копию. – Миссис Вандерс становится все мрачнее.
Джейн начинает подозревать, что физическое равновесие женщины обратно пропорционально психическому.
– Сколько стоит эта картина? – спрашивает она.
– Работы Вермеера сейчас редкость, они почти никогда не меняют владельцев. На аукционе за его полотно можно получить не меньше ста миллионов долларов.
– Какой кошмар! – Джейн потрясена. Как странно, что картина может быть дороже целого дома, в котором она висит. Это как деревянная коробочка, внутри которой лежит кольцо с бриллиантом, или корабль, а на нем – тетя Магнолия.
– Послушайте, я понимаю, это очень важно. Но вам лучше поговорить об этом с Рави или с Люси Сент-Джордж, а не со мной. Вы можете рассказать чуть больше о моей тете?
В это мгновение в верхней части зала появляется Рави, направляющийся к ним с надкушенным тостом в руке.
– Я прошу тебя, не говори ничего Рави, – шепчет миссис Вандерс.
– Почему?
– Я хочу сама с этим разобраться.
В другой руке Рави несет картину в рамке. На картине – сидящие на водяных лилиях лягушки. Явный импрессионизм, Моне или кто-то, работавший в его манере. Когда Рави приближается, Джейн замечает в лягушках нечто необычное – их умные, но какие-то мертвые глаза. А лилии словно парят в воздухе над картиной. Очень необычно.
– Есть минутка, Ванни? – весело спрашивает Рави. – Я кое-что принес.
Миссис Вандерс бросает на холст полный отвращения взгляд:
– Господи, Рави! Только не говори, что собираешься просить меня найти покупателя на ЭТО.
– Ну пожалуйста, Ванни! – канючит Рави.
– Ты испытываешь мое терпение. Ты и твоя мать.
– Конечно, конечно… Но ты ведь знаешь всех узких коллекционеров!
– Я подумаю об этом, – говорит миссис Вандерс и со значением добавляет: – Пока мы стоим здесь, перед Вермеером.
– Хорошо, – кивает Рави, безмятежно разглядывая картину на стене. – Она всегда была моей любимой.
– Точно, – соглашается миссис Вандерс. – Такая сияющая, правда?
Женщина внезапно замолкает.
Джейн переводит взгляд с миссис Вандерс на Рави и все еще ждет, что женщина спросит у него о странностях в картине Вермеера.
– Не понимаю… – начинает Джейн.
– Не лезь не в свое дело! – резко обрывает ее миссис Вандерс. – Всему свое время.
Внутри Джейн что-то щелкает.
– Значит, непонятки с Вермеером вас на самом деле не волнуют? Это только предлог, чтобы сменить тему и не говорить о моей тете Магнолии?
– Что-то не так? – Рави выглядит удивленным. – О чем ты?
– Она думает, что дама слишком бледна.
Под яростным взглядом миссис Вандерс Джейн воинственно продолжает:
– Она употребила слово «подделали».
Рави замирает:
– Подделали?! – Он выглядит одновременно удивленным и возмущенным.
– Я не хотела тебя беспокоить, Рави, – оправдывается миссис Вандерс. – Да еще перед Праздником. Уверена, это ложная тревога.
Рави поднимает руки и снимает картину.
– Отвертку. – В его голосе слышится с трудом сдерживаемая паника.
– Ты же понимаешь, что я не ношу с собой отвертки.
– Я ношу, – неожиданно говорит Джейн и достает из кармана складной ножик, лежащий рядом с телефоном.
В ножике есть крошечная выдвижная отвертка. Джейн вытаскивает ее и протягивает Рави.
Мгновение спустя тот уже сидит на полу и сосредоточенно разбирает раму. Очень аккуратно вынимает холст и поворачивает к свету. Затем осторожно подносит кончик пальца к лицу пишущей женщины, почти касаясь ее глаза. Безмолвно ставит холст на пол и закрывает лицо руками.
– Значит, я была права, – печально вздыхает миссис Вандерс.
– Где Люси? – безжизненным голосом спрашивает Рави.
– Сейчас. Джейн, ты сможешь ее найти?
– Не вопрос, – отвечает девушка, но тут же откуда ни возьмись появляется Люси собственной персоной, направляющаяся в их сторону. Увидев сидящего рядом с картиной Рави, она делает озадаченное лицо и прибавляет шаг.
– Рави, зачем ты достал картину из рамки?
– Это подделка. – Рави запускает пальцы в свои седоватые волосы.
– Что?! – воскликнула Люси. – Это же невозможно!
По щеке Рави сбегает слезинка, за ней вторая. Это так дико для Джейн – стоять возле взрослого и очень богатого мужчины, на коленях рыдающего о пропаже бесценной картины.
– Это идеальная подделка, – говорит он. – Идеальная, кроме следа булавочного укола в глазу женщины – его нет. Этот след – наша семейная тайна. Мы никому о нем не рассказывали.
– Что? Дай-ка мне эту штуку. – Люси бережно берет у Рави картину. – О чем ты вообще?
– Вермеер воткнул в холст булавку. Он прикрепил к ней струну, чтобы лучше почувствовать перспективу. Вот почему изображение так хорошо сбалансировано. Миссис Вандерс обнаружила это несколько лет назад.