– Нужно решать в ближайшее время, чтобы успеть построить до весны.

– Делай, как посчитаешь нужным, Олли, – улыбнулась она и взъерошила волосы. Оливер улыбнулся ей в ответ и не заметил, как изумленно подняла голову от книги Кэтрин, сидевшая у окна. Пораженная – вот какая она была. Джемма не стала выспрашивать подробностей у Оливера, не уточнила, где лучше поставить парники, сколько нанять для этого плотников и сколько земли под это отвести. Это было не похоже на Джемму, так не похоже, что Кэтрин, во всем искавшая подвох, не на шутку взволновалась. Она отложила книгу и стала исподтишка разглядывать дочь, будто хотела найти в ее облике ответы на свои вопросы. От материнского глаза не укрылись бледные синеватые тени, залегшие у ресниц, загадочная улыбка, дремавшая в уголках припухших губ, заострившийся нос. Но только когда Джемма как-то по-особенному наклонилась к огню с кочергой, чтобы поворошить угли, Кэтрин осенило.

Когда Оливер ушел в ванную, она проворно подошла к дочери и заговорщицки подмигнула. Джемма удивленно приподняла бровь.

– Ты хитрюга, – приобняла ее мать. – И долго еще собиралась не говорить?

Джемма вздохнула. Где, как, чем она себя выдала – поздно было гадать.

– Откуда ты знаешь? – нахмурилась она. Кэтрин смотрела на нее с таким воодушевлением, что Джемме тут же стало дурно, тошно. Она была уверена, что это не от беременности, а от маминого энтузиазма.

– Ласточка, я тебя выносила – и бог знает сколько раз наблюдала этот процесс со стороны!

Джемме ничего не оставалось, как покаянно кивнуть.

– Боже. Вот это новость. Я стану бабушкой. А папа с мамой – даже прабабушкой и прадедушкой. – Лихорадочное возбуждение захлестнуло Кэтрин, отчего ее бесцветные черты лица преобразились. На щеках вспыхнул румянец, глаза влажно заблестели от навернувшихся слез, и к Кэтрин на мгновение вернулась ее былая тонкая красота уроженки Туманного Альбиона.

– Ну, перво-наперво я сама стану мамой, как это ни странно, – усмехнулась Джемма. Она так огорчилась, что ее тайна раскрыта, что хотела сперва упросить Кэтрин держать все в секрете, а потом, по своему обыкновению, сбежать куда-нибудь подальше. Но на улице были дождь и темнота, и ветер выл в камине. Нечего и мечтать. Да и смешно это, шила-то в мешке не утаишь, было бы забавно пытаться скрыть беременность в семье, которая вся вертится вокруг нее, как планеты вокруг солнца. Однако все эти размышления мало утешили Джемму.

– Мама Джемма, – улыбнулась Кэтрин и прижала дочь покрепче. Обняв хрупкую мать, Джемма посмотрела поверх нее через комнату. И закусила губу, стараясь не выпустить на волю крик запоздалого раскаяния. В проеме двери стоял Оливер с зажатым в руках полотенцем. Он, конечно, все слышал, иначе его рот не был бы так красноречиво открыт. Значит… Значит, молчание Кэтрин Джемме уже не понадобится. Тайна раскрыта раз и навсегда.

Оливер стоял с таким выражением лица, что Джемме, несмотря на торжественность момента, стало смешно. Удивление, оторопь, радость, озадаченность, облегчение – все это мелькало быстрее, чем кадры на белом полотне киноэкрана. Кэтрин, почувствовав, как напряглась спина дочери, отстранилась и бросила взгляд на дверь. И мелкими шажками побежала через комнату обнимать и зятя.

– Поздравляю, Олли, сыночек!

– Я… – Его голос осип. – Я что-то пропустил в этой жизни?

– Нет, ты как раз вовремя, – едва заметно сыронизировала Джемма. – Мама как раз подтвердила мои подозрения. Я беременна. Та-дам!

Она театрально всплеснула руками. Оливер замер, и в трех головах эти слова отозвались разным эхом. При этом всем им показалось, что звуки Джемминого голоса рикошетят от стены к стене и, наконец, виснут где-то посреди комнаты.

– Ух ты! – вдруг как-то совсем по-детски завопил Оливер, кидаясь обнимать и кружить Джемму по комнате. – Теперь ты моя! Теперь уж точно моя!

Она весело смеялась, Кэтрин тоже – хотя в голове у последней уже поселилось опасение, как бы молодой муж не навредил ребеночку своим бурным восторгом.

В этот вечер спать в доме Вейлмартов-Донованов-Хорни легли позже обычного. На шум в гостиную явились уже переодевшиеся ко сну – Уильям и Джеральдина. Узнав новость, Уильям тут же откупорил бутылку французского коньяка, давно поджидавшего достойного случая в буфете. Это определенно был достойный случай. Синяя гостиная замерла в предвкушении перемен.

Долго обсуждали, как назвать ребенка. У каждого было несколько своих вариантов, и только Оливер наконец сказал, что раз уж Джемме предстоит носить его целых девять месяцев, значит, и имя она выберет лучше всех.

– Спасибо, Олли. – Такое великодушие неожиданно растрогало Джемму, хотя спор она выслушивала с легким раздражением. – Я подумаю.

Она не стала говорить, что уже выбрала имя. Джемма никогда не была на материке, но Великобританию знала довольно неплохо. С пятнадцати лет она каждый июль посещала пару городов – то навещая родственников матери, то просто так, с экскурсией или знакомыми туристами, приезжавшими в Локерстоун в отпуск. Однажды ее занесло в Карлайл, что на самой границе с Шотландией, на берегу Ирландского моря, Солоуэй-Ферт. В Карлайле ей нравилось все: бурная история города, переходившего то к англичанам, то к шотландцам, и проклинаемого теми и другими, на ее взгляд, незаслуженно. Нравились тихие улочки, булыжник под ногами, величественный кафедральный собор и замок Вильгельма Рыжего. И, конечно, живописный, заросший деревьями берег реки Иден, серебристой, широкой и полноводной, текущей хоть и по равнине, но с Пеннинских гор. Единство и борьба противоположностей, пограничность – вот что ей так понравилось в этих местах: проклятия для воров и преступников, действовавших на границе, и тишина и богобоязненность мирных горожан, буйная Шотландия и чопорная Англия, горы и равнина. Именно тогда она захотела, чтобы ее дети был такими же неугомонными, интересными, неоднозначными людьми, как этот город и эта река: мальчик Карлайл или девочка Иден.

После того как все узнали о новом положении Джеммы, Оливер окончательно взял на себя дела семьи. Большую часть времени он проводил в магазинчике, поэтому для управления фермой нанял мистера Кроули. Новый управляющий был пятидесятилетним седеющим крестьянином, с большими красными руками и щетинистым подбородком. Свою ферму в соседней деревушке он недавно передал сыновьям и был чрезвычайно польщен, когда Оливер сам лично приехал к нему, чтобы предложить должность. У мистера Кроули, как обнаружила Джемма в самый первый день, было одно отличнейшее качество: с каждой проблемой он безупречно разбирался в течение пары минут. Расторопность, сообразительность и честность управляющего дали Джемме то, чего она как раз и желала больше всего на свете, – свободу.

Поэтому она не уставала благодарить Оливера. Тот смотрел на ее признательное веснушчатое личико с нежностью и целовал в нос. Если бы она не отворачивалась со смехом, он мог бы расцеловать каждую веснушку на ее теле. В эти мгновения Оливер так любил свою Джемму, что становилось больно дышать.

Казалось, что теперь, когда дела больше не докучали ей, Джемма должна стать полностью счастливой. К советам матери она прислушивалась не больше, чем обычно, Олли прекрасно понимал, что она сама решит, как для нее лучше. Ведь, в конце концов, она прожила без него как-то двадцать лет своей жизни. Тем более что привычная буйность ее куда-то пряталась, уходила, и Оливер надеялся, что это любовь к нему и их будущему ребенку заставляет Джемму присмиреть.