Сразу подняла лицо к небу.

В утренней серой хмури с розовыми просветами восходящего солнца кружили невесомые живописные хлопья снега. Они падали мне на лицо, и я наслаждалась прохладой. Потому что с этим мужчиной было слишком мне жарко.

Не оглядываясь, сумку на плечо и вперёд на работу.

Дружный женский коллектив пах потом и духами. Я кинула куртку на вешалку. Быстро села за свой стол и включила компьютер. До планёрки оставалось три минуты, я успела напечатать заявление на увольнение.

«Рукой сквозь блузку сжимаю грудь, пальцами катаю сосок. Я целую тебя нежно. Вставляю глубоко свой язык. Отрываюсь от поцелуя, засасываю твою пухлую губку. Хочу твои губки целовать между ног. Я тебя сегодня вылижу, сладкая».

— Эвелина! Что с поставками?

Блин, какие поставки?

На планёрке сидело одиннадцать женщин, и я единственная румяная и с мокрыми трусиками.

Ну, Паня! Ну, держись!

— Борисыч работает вплоть до Нового года, и второго января открывает склад, — дрожащим голосом ответила я.

— Поставь галочку, связаться с ним, — приказала Екатерина Еланина.

Я поставила галочку. Нарисовала птичек уже целый косяк, они прилетали откуда-то издалека на лист блокнота, несли зашифрованную информацию, которую после моего увольнения никто не разберёт. Это своеобразная месть.

Напротив меня сидела Анька, сводная сестра Екатерины Матвеевны Еланиной. Это она в юности носила причёску как у меня, и сошла на порно-фотке за моего клона. Фото отвратительного качества, но Костромину было всё равно. Сейчас Анна — жгучая брюнетка, пережаренная в солярии. Смотрела на меня недовольно… Нет! Надменно, с оттенком презрения.

Чем заработала такую нелюбовь, трудно сказать. По одной из версий, ревнует к сестре. По второй из версий, считает меня верным стражем Кати, поэтому меня надо убивать, ведь между сёстрами война за престол фирмы. Есть ещё третий вариант, но я не уверена, что это правда… В общем, ей понравился Макс. Как раз два года назад умудрилась познакомить с сёстрами на одном из випов, где тусовалась фирма Максима, и как-то наши девочки затесались.

А не плевать ли мне на всех? На эту помятую не по возрасту Аню, на её квадратную сестрицу и Костромина с Юлей-овцой?

С высокой колокольни!

Я взяла телефон и напечатала:

«Медленно провожу ладонями по твоим брюкам, опускаюсь перед тобой на колени и смотрю тебе в глаза. Облизываю губы, чуть приоткрываю их. Ты можешь вставить. Но я не достаю член, только глажу его сквозь брюки…»

— Кто официанток официально оформляет?! — возмущалась начальница. — Анна Матвеевна! Я сколько раз говорила? Только на испытательный срок, и пусть кормятся за счёт чаевых.

— Сейчас все карточками расплачиваются, чаевых почти нет. Никто работать не пойдёт, — недовольно поморщилась Анна Матвеевна.

— Они беременеют! Потом этих «яжматерей» на работу обратно приходится брать, а они борзеют.

«Они» — мерзкое отребье, смеют беременеть на нашей фирме!

Валить надо отсюда.

«Сам расстёгиваю ширинку, достаю член. За затылок тебя подталкиваю к головке, она скользит по твоим губам. Оближи, моя сладкая. И за щёку возьми».

Я чуть слюной не подавилась. Участилось сердцебиение, мне стало жарко. Пульсировало лоно, и пришлось закинуть ногу на ногу. Соски тёрлись о поролон лифчика, возбуждённые, чувствительные после вчерашнего.

Как он меня ласкал!

Как он меня любил!

И мне нравилось, что не сильно на комплименты исходил, пару-тройку слов, но таких нужных. Это лучше, чем болтуны неумолкающие, от которых вначале расцветаешь, а потом вянешь, чаще всего ушами.

Вот Пашеньке я сейчас такой минет сделаю, телефону стыдно будет. Главное, слова правильные подобрать.

Исподлобья кинула на Аньку похотливый взгляд и начала писать.

«Я обвожу языком головку члена, чуть засасываю его, мои губы влажные и горячие. Очень мягкие! Аккуратно ввожу за щёку, кулаком провожу по всей длине. Причмокиваю, мне так нравится брать у тебя в рот! Ты такой вкусный, а я такая голодная. По языку скольжу головкой, касаюсь уздечки, хочу заглотить целиком. Всё глубже, глубже… не получается целиком, он не помещается в горло. Я поднимаю глаза, полные слёз, на тебя…»

— Эвелина, ты чем занята?

У меня сердце в пятки упало. Но я заяц стреляный. Печально посмотрела на Еланину и тихо сообщила первую фигню, что пришла на ум:

— Цены на складах у Борисыча до Нового года не меняются, в январе резко поднимутся, нужно успеть за несколько дней сделать закупку.

Это так очевидно, что я скорей всего не соврала.

— Почему в моей фирме одна Костромина работает?!

В основном, ртом, я вернулась к сообщениям. Паша, видно, перевозбудился, не отвечал, так что я продолжила, тем более вошла во вкус.

«Я стараюсь заглотить, расслабить горло. Пальцами цепляясь за твои ягодицы. Глубже. Я смогу. Расслаблю горло и приму тебя целиком. Но не получается, ты слишком большой для меня. Тогда я ложусь на кровать, откидываю голову с неё, предлагая тебе войти в мой рот».

Давай, мальчик мой, где ты там, не кончи! Сам предложил такую игру.

Анькин взгляд был непонимающий, изучающий. В попу пусть взгляды себе засунет.

А в попу-то мы с Паней не пробовали. Только хотела предложить, как от него пришло:

«Веля, пзц! На хрен три часа, я сейчас отойду, куплю тебе букет и заберу с работы»

Я чуть не рассмеялась. Все заметили, что мне весело. Одна Еланина продолжала бушевать.

— Калинина, что у тебя?

Калинина – прущий танк в колючей проволоке тридцати трёх лет. Передовица, бессердечная, готовая исполнять приказы беспрекословно, к врагам фирмы беспощадна. Выродок, совершенно лишённый сочувствия. Когда на небе раздавали душу и сердце, она строчила иски в суд. Наш главный юридический монстр.

Разговор всё время возвращался к несчастным официанткам. Анна Матвеевна пыталась девочек жалеть, что вообще ей не шло. Не к лицу ей милосердие. Начальница с юротделом пыталась избавиться от тех, кто умудрился сесть на зарплату по договору.

— Троих получилось уволить по суду, — докладывала лупоглазая стерва. — Двух уговорить, что им здесь ничего не светит, поэтому заявление на увольнение по собственному желанию. И конечно, Анна Матвеевна прогадала: у нас беременная.

Какой кошмар!

Это просто катастрофа!

На всю фирму одна беременная официантка!

Обнищаем, по миру пойдём.

— Я прогадала? — с офигевшей ухмылкой спросила Анна Матвеевна.

— Да. Вы подписали трудовой договор, — не замечая жгучих взглядом, ответила Калинина.