против, чтобы его позвали.

И поскольку, сказав это, вдруг почувствовала себя лучше, то успела остановить сестру, собравшуюся позвать Ламентора:

– Но не зовите его. Мне, кажется, лучше.

Долгое время так страдала Белиза. И так как ее богато расшитая рубашка испачкалась от лекарств, которые ей давали, она сказала ухаживавшим за нею женщинам:

– Наденьте на меня другую рубашку, нельзя мне умирать в этой.

При этих словах госпожа Аония расплакалась. А Белиза, посмотрев на сестру, также стала плакать. Она хотела ей что-то сказать, но ей помешала возобновившаяся боль. Почтенная женщина, увидев, как она страдает, приказала ее приподнять. И когда сестра к ней подошла, Белиза сказала:

– Не знаю, что со мною.

Но схватки усилились и стали столь частыми, что Белизу приподнять не удалось, и ее просто усадили в кровати. К несчастью, вскоре она оказалась на грани смерти, и уже стала терять дар речи. Подняв глаза на сестру, она из последних сил проговорила:

– Позовите его! Позовите!

Госпожа Аония, плача, пошла будить Ламентора, спавшего сном праведника, и сказала:

– Вставайте, сеньор, вставайте, от вас уводят Белизу.

Ламентор быстро соскочил с постели и протянул руку к кинжалу, лежавшему у изголовья. Но увидев, что все плачут возле кровати Аонии, на которой сидела поддерживаемая женщинами полумертвая Белиза, он подошел к ней и спросил:

– Что случилось, сеньора?

И залился слезами и омочил ими свое лицо и лицо Белизы.

И тогда Белиза устало подняла руку и отерла рукавом рубашки его слезы. Но, уже не владея собою, тут же упала на подушки. Потом, остановив взгляд на Ламенторе, словно желая запомнить его навсегда, сказала: «Все кончено». И медленно закрыла глаза, и казалось, что ей тяжело оставлять его одного.

Не в силах лицезреть это, Ламентор как подкошенный упал у другого конца кровати и пребывал в таком состоянии длительное время.

Тут почтенная женщина услышала, что в кровати плачет ребенок. Она подошла поближе и обнаружила только что родившуюся малютку, которая горько рыдала. Взяв ее на руки и глядя на нее заплаканными глазами, она сказала:

– Несчастная вы малышка, родившаяся с плачем по собственной матери! Как мне воспитать вас, чужестранку в чужой земле! Да, кто таким образом выходит из моря, проведет всю жизнь в бурях!

Но, зная, как обращаться с детьми, она приказала привести ребенка в порядок и сама всем руководила, так как у Ламентора и сестры усопшей были в тот момент другие обязанности. Поэтому все должное было сделано под присмотром почтенной повитухи.

Глава IX

О том, как Аония оплакивала свою сестру Белизу

Госпожа Аония, вспомнив, как сестра погибшего на поединке рыцаря его оплакивала, нашла этот обычай весьма достойным и заслуживающим подражания, хотя в ее стране ему не следовали. Бросившись на тело сестры, она разорвала свой головной убор и распустила свои прекрасные волосы, настолько длинные, что они покрыли ее саму и Ламентора, который также казался мертвым. И действительно, он так любил Белизу, что, глядя на него, можно было подумать, что он погиб.

Потом Аония стала говорить со скорбью в голосе:

– Горе мне, юной девице! Осталась я без помощи в чужой земле. Без родных, без знакомых, без радости! Как же вы, госпожа сестра моя, могли меня оставить одну так далеко и в таком месте! Чтобы вам не было одиноко, вы уговорили меня покинуть родные места, а сами покинули нас, и теперь одиноко стало мне! О я несчастная! Не для такой судьбы готовила меня мать! Сестра моя обманулась, а я расплачиваюсь за этот обман! Какая несправедливость, господин рыцарь, была мне причинена здесь перед вами!

Скольким девицам вы помогали, и только мне нет помощи ниоткуда! Что же мне делать, бедной? Куда мне деться?

И опять бросилась на тело сестры.

Когда она упомянула рыцаря, он очнулся, пришел в себя и, увидев вокруг себя столько слез и горя, на какое-то время лишился речи. И, видя, как убивается госпожа Аония, сделал над собою усилие и, стараясь ее утешить, сказал:

– Крепитесь, сеньора, видно, фортуне захотелось, чтобы вас утешал тот, кто сам безутешен!

Он поднялся, хотел что-то сказать Аонии, но не мог вымолвить ни слова. Вдвоем они стали рыдать, время от времени обращая друг к другу горькие слова, внушенные болью и прерываемые плачем.

Было ясное утро.

И случилось так, что к мосту подъехал рыцарь. Он приехал издалека по поручению дамы, которая его любила, он же питал в отношении ее скорее чувство долга, чем сердечную привязанность.

Не найдя никого на мосту и услышав неподалеку громкие рыдания, он решил, что за этим скрывается какая-то тайна и страдание, и поэтому направился на эти звуки. Увидя богатый шатер и много плачущих как внутри, так и вне его, он спросил проходившего мимо слугу, что случилось. Тот все ему рассказал. Тогда рыцарь спешился и, послав впереди себя оруженосца Ламентора, вошел вслед за ним в шатер.

И войдя, увидел госпожу Аонию, прекрасную в своем страдании. Роскошные длинные распущенные волосы покрывали ее всю, а часть их, омоченная ее слезами, даже падала ей на лицо.

Его сразу охватила страсть к ней, и ему расхотелось совершать подвиги в честь какой-либо другой дамы. И поскольку любовь вошла в его сердце вместе с жалостью, ему вначале показалось, что он испытывал к Аонии только сострадание. Но чем больше он смотрел на госпожу Аонию, тем больше проникался к ней любовью, и вскоре не только и думать забыл о другой, но даже раскаялся, что зря потратил столько времени, служа ей.

Так он оказался в плену у Аонии и потом погиб из-за нее, ибо он-то и есть один из двух друзей, о которых пойдет речь в нашей истории. Поэтому-то мой отец и говорил, что любовь этого рыцаря погибла там же, где и родилась, но всему свое время.

Глава X

О том, как Нарбиндел, приехавший сразиться с охранявшим переправу рыцарем, услышав плач, доносившийся из Ламенторова шатра, вошел туда, дабы утешить плачущих

Ламентору уже доложили о приезде рыцаря, и вскоре он увидел его рядом с собой, произносящего слова утешения. Ламентор выслушал их так приветливо, как только мог, не потому что нуждался в них, а потому что не хотел, чтобы рыцарь задерживался. Но когда по истечении некоторого времени Ламентор понял, что гость и не собирается уходить, он сделал над собою усилие и сказал:

– Господин рыцарь, благодарю вас за сочувствие. Дай Бог, чтобы я смог вас принять при