Эта информация ей понадобиться потом. Когда она решится на побег.

Рабов в лагере оказалось не так уж и много. В основном это были мужчины, занятые чисткой вирт и починкой доспехов, или просто сидящие на привязи словно псы, но были и женщины. Одни стирали одежду в больших чанах, над которыми клубами поднимался горький пар, другие сидели возле разномастной одежды, сваленной в кучу, и шили, а третьи драили тяжелые котлы.

– Лара! – гаркнула Орлада, и к ней тут же подскочила высокая девушка в сером. В отличие от других хвелл у нее на шее было не медное, а широкое серебряное кольцо. – Новенькая. Проследи чтобы она выстирала и починила вещи кхассера.

Надзирательница вытолкнула Ким вперед, и девушка тут же почувствовала, как в нее впивается кровожадный взгляд этой самой Лары.

– Что потом?

– Потом пусть стирает вместе с остальными. Или шьет. Мне все равно, на сегодня она твоя. И смотри за ней в оба. Она на особом счету у Хасса.

Снова яростный взгляд, который красноречиво говорил, что дружеских отношений у них точно не сложится.

Орлада ушла, попутно полоснув огненным взглядом по девушкам трудящимся над вещами. Просто так, чтобы лишний раз показать, кто они и где их место. Кто-то застонал, не в силах выдержать боль, кто-то только закусывал губы и давился слезами, но ни одна из них не посмела даже взглянуть на мучительницу.

– Что уставилась? Тоже хочешь? – Лара подтолкнула ее к котлу, – вперед. Вот вода, вот мыло. Стирай.

Бурый скользкий кусок, который ей сунули в руки, пах едким дегтем, а вода была настолько горячей, что Ким никак не решалась прикоснуться к ней. Бросила туда ненавистную рубашку и беспомощно наблюдала, как та тонет, надуваясь пузырями.

– Что мнешься? Ждешь, что само выстирается? – снова тычок в спину. В этот раз весьма чувствительный и злой, – работай!

Стиснув зубы, Ким опустила руку в парящую воду и вытащила намокшую рубашку. Жгло невероятно! Нежная кожа тут же покраснела, и все царапины, полученные за время пути, нестерпимо щипало.

– Стирай тщательнее. Вещи у кхассера должны быть идеально чистыми! Мыль.

И она мылила. Давилась от едкого пара, морщилась, когда ткань терлась по обожжённым рукам, но продолжала стирать, потому что за каждую секунду промедления следовал новый тычок, и каждый сильнее предыдущего. Рабыня с серебряным ободом на шее явно получала удовольствие издеваясь над новенькой.

Проклятый кхассер! Все из-за него!

Похитил ее, приволок сюда, как бродячую собаку, а теперь она должна его обстирывать? Хотелось все бросить, сеть на землю и рыдать, но Лара, стоящая позади, с упоением отвешивала оплеуху за оплеухой.

– Три лучше… Вот здесь не отстирала… Неумеха безрукая… Думаешь, раз на тебе амулет Хасса, то особое отношение будет? Как бы не так! – ее голос дрожал от злости, и очередная щедрая затрещина не заставила себя ждать

Внезапно Ким поняла, что эта Лара лютовала вовсе не из-за того, что ее поставили присматривать за новенькой рабыней. Она злилась именно из-за золотого льва, висящего на груди у Ким.

Этого она понять не могла. Лично ей было плевать, где кхассер. С кем он, чем занимается, кому раздает свои амулеты и прочее барахло. Когда его не было рядом, легче дышалось. Даже эти котлы пугали ее меньше, чем крылатый кинт.

Может теперь, когда Хасс привел ее в лагерь и скинул на руки надзирательнице, он потеряет к ней интерес? Не будет появляться поблизости и вообще забудет о ее существовании?

– Хватит мечтать! – гаркнула Лара над самым ухом, – работай!

– Да работаю я, – проворчала Ким, склоняясь ниже над котлом, и не замечая, как за ней неотрывно следят янтарные звериные глаза.

***

Свой первый день в рабстве Ким запомнила, как нечто долгое, беспросветное, наполненное громкими звуками, суетой и постоянным ожидание чего-то страшного. Лара не отходила от нее ни на шаг, будто других забот у нее не было, и заваливала работой. Порой непосильной, порой отвратительной и грязной, а порой абсолютно бессмысленной.

Пленнице приходилось то стирать, то шить, то перематывать грубую колючую веревку из одного мотка в другой и обратно, то драить засаленные казаны, то перетаскивать до отказа набитые тяжелые тюки. Лара даже заставила ее вычистить раненую злую вирту, рычащую на каждого, кто осмелится подойти близко.

К вечеру, когда на лагерь спустились густые сумерки, у Ким не было ни одного живого места. Спина болела от непосильных тяжестей, плечо горело – там вирта все-таки задела ее своими клыками. Хорошо, что вскользь. А руки… На них без слез не взглянешь. Красные, воспаленные, стертые местами до кровавых пузырей.

– Во-от, – удовлетворенно протянула Лара, разворачивая ее кисть ладонью кверху. В тусклом свете факелов она была похожа на хищную птицу, склонившуюся над поверженной жертвой, – совсем другое дело. А то пришла, белоручка.

Ким дернулась, когда тонкие ногти будто случайно полоснули по воспаленной коже.

– Ну-ну, побрыкайся мне еще! – осклабилась ее мучительница, сжимая сильнее.

Ей хотелось увидеть слезы этой бледной замухрышки, которая почему-то находилась на особом счету у одного из кхассеров, но Ким упрямо молчала. Только охала, когда становилось совсем больно.

Мерзавка!

Лара оттолкнула ее от себя:

– Завтра продолжишь в том же духе! – потом развернулась к остальным, – заканчиваем работу! Все в шатер!

Девушки, до этого пытающиеся что-то шить в потемках, откладывали в сторону недоделанные вещи, устало поднимались с земли и брели к низкому темному адовару. Ким шла последней, едва передвигая ноги от усталости. Перед входом в шатер она замешкалась, настороженно вглядываясь в полумрак, за что получила еще один толчок в спину и пролетела вперед, чуть не упав на земляной пол – удержалась, в последний момент ухватившись за срединную опору.

– Все сели! – гаркнула Лара, раскладывая трехногую подставку, – живо!

Рабыни начали поспешно опускаться на землю, и Ким, боясь, что на не снова обратят внимание, стекла вниз по опоре. Ноги гудели от усталости.

Замызганный полог поднялся, и в шатер зашли двое мужчин. Тоже рабы, но на тощей шее одного из них едва различимо поблескивало серебро. В руках у него был поднос с большой глиняной миской и стопкой покореженных тарелок, а у второго – большой кувшин и одна жестяная кружка.

– По одной!

– Ты первая, – Лара указала пальцем на одну из девушек.

Та покорно поднялась, подошла ближе, чтобы получить свою порцию.

Раб с серебром, поднял крышку и в шатре запахло едой. Чем-то пряным, овощным, с запахом костра. Ким только сейчас поняла, что ничего не ела со вчерашнего вечера, когда ей сунули в руки несколько кусков вяленого мяса. Со всеми этими проблемами и хлопотами, она совсем не чувствовала голода. Только усталость. Поэтому равнодушно наблюдала за тем, как к раздаче одна за другой подходят и, получив, свою порцию поспешно возвращаются на свое место.