Снорри просиял улыбкой.

— Наконец-то. А то я уже думал, так и будем слоняться, словно призраки по этому мрачному местечку.

Она не оглядывалась на свое прошлое. Больше его не существовало. Если норны сплели ей странную нить жизни, стоит смотреть вперед.

Гомон стих, стоило ей подойти. Она обвела взглядом тех, с кем предстояло провести остаток своей жизни. Короткой она будет или долгой, ведомо только пряхам. И все же Берта не собиралась снова становиться изгоем. Снова слоняться на окраине жизни.

С хитрой улыбкой Бьерн протянул ей серебряную чашу для причастия, полную до краев вина. И Берта приняла, чувствуя, как в крови нарастает радостное чувство. Так бывает только тогда, когда в душе нет сомнений.

— Славься Великий Один, даровавший удачу храбрым воинам, несущих его имя! — выкрикнула она, подняв чашу, в повисшей тишине. — Славься Тор, величайший из воителей, даровавший им силу, перед которой не может устоять ни одна стена…

— Славься Фригг, — добавил Хельги, не скрывая своей радости, — что даже во фракийских землях наделяет своим даром детей Аска и Эмблы.

Берта улыбнулась ему, и осушила чашу до дна.

— Славься! — поднял чашу Хальвдан.

— Слава Одину, — подхватил Эрик.

А за ним нестройным гулом и другие. Снорри, Бьерн и Хельги. И другие, что пришли во Фракию за богатствами или славной смертью. И даже Ульв, с подозрением косящий на непривычно оживленную вельву.

Хальвдан вместе со всеми собирал в сундуки и мешки награбленное добро.

— Нужно побольше набрать их пойла. После выпитого вчера думал, головы не соберу. Ан-нет, — говорил Эрик, сгружая серебро и камни в мешок, ничуть не заботясь об их сохранности. — Интересно, как там наша вельва? Вчера в нее словно темный альв вселился.

Хальвдан улыбнулся, вспоминая вчерашнее. Как она пила, вместе со всеми, во славу богов. Как разрумянилась, а огромные карие глаза приобрели блеск. Ей шел румянец. И этот огонь в глазах, когда он ловил ее чуть затуманенный вином взгляд. А как она пела… Что-то веселое. Об эльфах, что водят хороводы в лесной чаще и заманивают неосторожных юношей в свой танец. И пусть понимали слова этой песни не многие, но все же никто не смог устоять перед ее чарующим голосом. Он развеивал грусть. И суровые воины улыбались, как дети, слушая, как она поет. Что там! Хальвдан и сам не мог сдержать улыбку. И даже хмурый уже несколько дней Ульв. Что тогда говорить о других?

Но даже когда она уже совсем обессилела и начала клевать носом, облокотясь на плечо Снорри, веселье не отпускало воинов.

— Я сам, — сказал Хальвдан, когда племянник собирался отнести уснувшую Берту в одну из монастырских комнат.

Малец не стал перечить. Ему не хотелось оставлять веселье и снова стеречь вельву в унылых стенах монастыря.

Хальвдан поднял ее на руки. Какой же она оказалась легкой. Словно ребенок. И такой же тонкой. Даже тощей. И как она прижималась к нему…

Но даже не это его волновало, а то, что почувствовал он, когда нес ее через пустые коридоры монастыря. Хотелось прижать ее крепче и не выпускать из объятий. Хотелось снять с нее одежду и разделить с ней ложе. Хотелось срывать с ее губ сладостные стоны и чувствовать тепло ее тела под своими ладонями. Хотелось… Но он не решился взять ее, пока она не смогла бы сопротивляться. И даже не из-за клятвы старой ведьме, что теперь казалась проклятьем. А просто… Просто он хотел, чтобы и Берта желала его так же, как и он ее.

И уложив ее в келье на монашескую койку, Хальвдан поспешил вернуться. Даже не смотря на то, как она сжалась под тонким одеялом. И на ее тихое «не уходи»… Кто бы узнал, что в эту минуту Любимец Богов бежал от женщины, засмеял бы. И только ему было совсем не смешно.

— Хальвдан, там отряд фракийцев! — подбежал Улье. Все посторонние мысли тут же вылетели из головы.

— Сколько? — коротко спросил он. Улье пожал плечами.

— Точно не скажу. Десятка три, может четыре… направляются сюда.

— Далеко?

— Скоро будут здесь.

Хальвдан молча кивнул. Сюда он пришел с двумя третями своих людей. И даже если фракийские воины вполовину не так сильны, как северяне, то все равно грядущий бой сулит потери.

— Что случилось? — подбежала встревоженная едва проснувшаяся Берта.

— Наконец-то я омою в битве сталь своей Скегги, — предвкушающе оскалился Кьяртан. — Думал, что так и буду подобно мяснику резать этих овец.

— Ты видела, вельва, чем закончится этот бой? — спросил Хальвдан, глядя куда-то на восток.

Берта мотнула головой.

— Нет. Но я верю, что боги даруют вам победу.

Берта не было места на поле боя. Вельва не воительница, и вреда от нее может оказаться гораздо больше, чем пользы. Да и вообще, какая из нее может быть польза?

Она смотрела, как выходят воины за невысокий монастырский забор. Как готовятся к бою… Юный Снорри держал в руках оружие рядом с ними. И Берта подумала о том, что лучше бы он был сейчас рядом с ней. Дурное предчувствие, как ядовитый змей сплетший гнездо б животе, терзало ее. Даже Хельги взвешивал в руке секиру, улыбаясь.

Видела, как оскалился подобно зверю, Ульв, вытаскивая из кожаных ножен парные мечи. Как крякнул Бьерн, несколько раз крутанув в руке секиру, которую Берте и от земли не оторвать.

Что может грозить таким воинам? И все же Берте было неспокойно.

— Видишь Берта, я ведь говорил тебе, что возмездие все равно настигнет этих демонов, — выкрикнул в спину отец Оливер. — Господь не оставит своих детей.

Берта не стала отвечать ему. Взобралась на высокий придорожный камень и выпрямилась во весь свой рост.

Теперь она хорошо видела облако пыли, приближающееся к монастырю. Воинов во фракийском облачении, верхом на лошадях.

Сомкнувшиеся в один строй и поднявшие окованные железом и обтянутые кожей щиты, северяне, нерушимой стеной застывшие в пяти десятках шагов от нее.

И все же, когда всадники налетели на сынов Норэгр, казалось, прогрохотал гром. Заворчал, вместе со ржанием раненых лошадей и криками умирающих людей. Невозможно было отвести глаз от этого кровавого действа и смотреть, как падают на землю и северяне и фракийцы не хотелось. Но Берта смотрела. Стояла прямо, и ждала, когда затянет инеистый туман поле боя. Но нет! Она видела другое.

Как, словно из ниоткуда, прилетели два ворона и стали кружить над полем боя. Огромные, настолько, что казалось само небо смогли бы закрыть своими крыльями. Как грохотали копыта восьминогого Слепнира, высекая искры, а на спине его сидела женщина.

Прекрасней ее, Берте не доводилось видеть когда-либо. Ее огненные волосы развевались, а в руках она держала меч, что светился, подобно солнцу. И она пела.