Началось.

Были квартирьеры. Здесь, в городке, надо разместить еще одну роту. Куда ее всунуть? Нельзя сказать, чтобы нас это обрадовало. Но хочешь не хочешь, а надо. Выселим половину домов. Еще через несколько дней — новые квартирьеры. Один майор сам пошел осматриваться. Хотят разместить еще целый батальон. Я указываю ему на то, что это трудновыполнимая задача. Майор давай хохотать. «Ну, насмешили! Да я же вам сюда еще целый полк поставлю!» Ладно, давай — мое дело маленькое. Я ведь всего-то и надеялся, что мне тут обеспечена более или менее спокойная жизнь, вдали от штабов и начальства. А тут сразу представил себе, каково это, когда всюду тебе зависимость, многочисленные обязанности, соблюдение всяких условностей и прочая ерунда, без которой нельзя обойтись. Одним словом, никакой тебе больше свободы.

Батальон расположился на южной окраине. Нам пришлось потесниться, оставив себе только четыре дома. Все в невообразимом хаосе. Многие предпочитают спать на воздухе, вместо того чтобы тесниться в духоте перенаселенных комнат. Кончилась прежняя благодать: не видать нам больше покоя, да и вольготной жизни. Люди вздувают цены. Пропадают куры и гуси. У кого-то даже свинья. Мне все это совсем не нравится. Алкоголь прибывает в громадном количестве. Каждое подразделение устроило собственную столовую. В один прекрасный день приехал оркестр, начал выступать перед деревянной церковкой. Народу — несколько сот. Толчея, как на ярмарке. Солдаты обходят по очереди все столовые, пьют напропалую. Пьяных — пруд пруди. Неприятные инциденты так и сыплются один за другим.

За холмом воинские части знакомятся с позициями. На крестьянских тележках подвозят боеприпасы. На улицах — тяжелая артиллерия, на всей скорости носятся шикарные генеральские и штабные машины. Выданы карты местности. Офицеров то и дело собирают на совещания. Чертовски похоже, что скоро война. Музыка и шнапс. Все точно так же, как в 1914-м перед началом войны.

В воздухе носятся разрозненные слухи. Никто ничего точно не знает. Один солдатик рассказывал, что скоро начнется война, и получил за это страшный разнос от полковника. Через несколько дней слухи усиливаются. За Бугом, напротив нас, стоят русские. Что делается там, мы не знаем. Однажды утром в туманной дали за рекой показываются столбы дыма, они тянутся до самого горизонта. Один из гражданских рассказывает, что русские жгут деревни.

Вместе с майором Н. я разглядываю в бинокль таинственный потусторонний берег. Н. тревожно покачивает головой: «Слушай, скоро война!» В том же смысле высказался и присоединившийся к нам венец фельдфебель Клемент, он выразился лаконично: «Ну, вроде бы заваривается каша!» Я сам такого же мнения.

Беспрерывное состояние боевой готовности. Раздали дополнительные боеприпасы и ручные гранаты. Когда-то грянет первый выстрел! Все ненужное давно отправлено в тыл. Оставлено только то снаряжение, с которым ходят в атаку. Реквизируются кони и телеги, их просто отбирают у мужиков. Их мнения теперь уже не спрашивают. Все, что нужно, берут и выносят из домов. Заодно прихватывают много чего ненужного.

Мой хозяин, у которого я жил, уже увел свою жену в землянку. Вся семья ушла из дома подальше в поле. Хозяин иногда только наведывается, чтобы присмотреть за домом. Он очень встревожен: «Пан, через месяц пора будет убирать урожай. Нет коней, нет телеги, как же работать? Что тут затевается?»

Из деревни ушли почти все жители. И только несколько старух недовольно бродят по улицам. Да, это очень тяжело. Почта не работает. Что происходит — неизвестно. Дел у меня хватает. До поздней ночи — совещания. С четырех часов утра — опять все на ногах. Передвижения частей, занятие исходных позиций. Все позиции вдоль границы уже заняты. Свободное передвижение теперь невозможно. Даже для офицеров. Не разрешается заходить на соседний участок, за этим ведется очень строгий контроль.

В лесах, по ту сторону границы, раздаются выстрелы. Что там делается? Ночью туда отправляется группа разведчиков — и не возвращается. Атмосфера крайне напряженная. Ночью то и дело поднимается ложная тревога, выкрикиваются команды, движется техника, неразбериха невообразимая. Мы уже и не раздеваемся. Такое положение скоро станет просто непереносимым. Хоть бы уж скорее началось. И при всем при том запрещены разговоры о войне.

Подвозят понтоны, саперный инструмент. Все это громоздится в кучи. Никто уже не разберется, где что лежит. Высоко в синеве медленно кружит одинокий аист.

Слухи за слухами. Свободный проход по территории России, чтобы вступить в Персию и Турцию. Россия выводит свои войска из Восточной Польши. Это еще цветочки. А вообще столько всякой несуразицы слышишь, что всего и не перечесть. Кто-то краем уха что-то услышал, подхватил, и через десять минут то, что изначально было всего лишь высказано в виде предположения, докатывается до другого конца деревни в качестве достоверного факта.

21-е июня, вечер — боевая готовность. В шесть часов — всем отдыхать. Завтра утром в 4 часа 10 мин. начнется. Ну, вот и дождались!

Хотя и приказано отдыхать, ни о каком сне не приходится даже мечтать. Изучение карт. Еще одна короткая поверка. Осмотр материала, проверка оружия. Установление связи с соседней ротой. И только в 12 часов я ненадолго прилег отдохнуть на соломенной подстилке. Я приказал, чтобы меня разбудили в час. Через десять минут нас подняли по тревоге. Приказ начальника боевого участка. Рота перебрасывается приблизительно на четыре километра левее и занимает там позиции у самого Буга. Все имущество остается на месте. Отправляются только люди со снаряжением для атаки. Нам приходится сделать крюк, пробираемся по бездорожью. После двухчасовых поисков наконец прибываем на место. Пехотный капитан указывает нам наши позиции. Затем объясняет мне наше расположение. Мы находимся в трехстах метрах от реки. В этом месте ширина Буга составляет тридцать метров. На другой стороне, в трех-четырех сотнях метров от реки, располагаются три-четыре обнаруженных бункера. Однако за ними, возможно, есть и другие. Мое задание. Как только ударная рота окажется на том берегу, начать наведение понтонного моста через Буг. Строительный материал уже подготовлен. В мое подчинение прикомандированы двадцать саперов, которые уже получили инструктаж и ознакомились со строительным материалом. Это все. Мы пожимаем друг другу руки. Удачи, солдат!

Пехотинцы уже находятся в замаскированных окопах. Все как на подбор молодые ребята не старше двадцати одного года. Мои люди укрываются за избушками с соломенными крышами. Все тихо. Никаких разговоров. Иногда шепотом передается распоряжение. Курить строго запрещено.

До чего же медленно двигается стрелка часов. 3.05 — значит, остался еще целый час. Мы не обнаружены. Вокруг — ни звука. Как в обыкновенную ночь. В ста метрах от нас холмистая возвышенность, скрывающая нас от противника. Воздух прохладен, и меня познабливает. Я пытаюсь осмотреть мостовой материал. Ничего не выходит. Слишком темно. Разыскиваю фельдфебеля, начальника двадцати приданных мне саперов. Фельдфебель меня успокаивает. Он все знает назубок, так как сам принимал и укладывал. Мы переговариваемся шепотом.

Четыре часа. Еще десять минут. Подталкиваемый беспокойством, я пробираюсь вперёд. Крадучись пробираюсь к холму, ложусь на влажную от росы землю. Впереди в серых сумерках чернеет низина. Ничего не разглядеть. Не видно даже реки. Сказали, что ее ширина — тридцать метров. Пытаюсь мысленно представить себе это расстояние. Кое-где обмелевшие, заболоченные места.