— А что это изменит? Мстить я не собираюсь, хотя бы потому, что не умею. Да и никакого удовольствия это мне не доставит. А особого любопытства я, признаться, не испытываю.

— А вы не могли бы мне дать еще телефон Косимова, — попросил Валера.

— Вы поищите, там должны быть и его данные. А телефон банка: 28-26-24. Телефон личного кабинета директора: 28-26-33.

— Мерси, — буркнул Гурьев, торопливо записывая номера в свой органайзер. — Обещаю, что, как только что-то прояснится, мы обязательно вам сообщим.

— Хорошо, — покорно согласилась Элла.

— Тогда до встречи. Мы и так злоупотребили вашим терпением.

— Ничего страшного. Ирина Анатольевна, вы не забудьте передать Лере, чтобы зашла ко мне, если у нее действительно есть такое желание. Я буду очень рада.

— Обязательно, Эллочка. Еще раз большое спасибо.

Мои надежды на милость природы не оправдались. Едва выйдя за дверь, я поняла, что, раз не получилось взять их у нее — в смысле милости, ждать которых, как известно, мы не можем, — придется терпеть погодные хулиганские выходки. Дождь разошелся не на шутку. Впрочем, к чести Валеры, долго мокнуть нам не пришлось, так как он за фантастически короткие сроки умудрился поймать такси.

— Обломалась ваша прогулочка, — сказал он, усаживаясь рядом со мной на сиденье. — Теперь твой супруг меня лютой ненавистью возненавидит. А жаль. Он мне крайне симпатичен. Хотя лучше иметь хорошего врага, чем плохого друга. Впрочем, после разговора с твоей героиней эта истина представляется мне весьма сомнительной.

— Не боись, — улыбнулась я. — Володя — человек мягкий и отходчивый. Сокровище, а не муж. К тому же он и так понял, что сегодня все мое внимание достанется тебе. И почти смирился. Слушай! Я ведь совсем забыла тебе сказать, что Эллочкин супруг был большим любителем казино.

— Ну и что? Он мог себе это позволить.

— Может быть, и ничего. Но, по-моему, в ночь, когда он умер, Сергей как раз был в казино. Помню, что Элла еще говорила, будто нашли его около «Гран-Мишель», а он всегда ходил только в «Фортуну». Видимо, опять-таки из-за своих дурацких суеверий.

— Да и пусть себе. Нам-то какое дело? При чем тут вообще казино?

— А что тогда при чем?

— Мне кажется, что все дело в Стасе. У него и мотивы были, и возможности. Да и Эллочка тоже хороша. Не любопытно ей, видите ли, кто любимого мужа к праотцам отправил!

— Слишком уж это просто, — я не стала говорить Валере, что и сама первым делом обдумывала вариант с таинственным приятелем.

— А ты, значит, легких путей не ищешь? — попытался съерничать Гурьев, но потом устало махнул рукой. — Рано пока гадать. Слишком мало информации. Вот вызнаю все, поговорю с кем надо, тогда и покумекаем.

— Только не вздумай действовать без меня. Вовек не прощу!

— Как можно, начальник? Да и куда же я без тебя, без главного подпольного сыщика, грозы тарасовской преступности? Слушай, а ты часом на Интерпол не работаешь?

— К сожалению, нет. А стоило бы. Хотя бы ради того, чтобы ежегодно возить отчеты в Париж. Никогда не была в Париже.

— Для этого не обязательно наниматься в Интерпол. А отчеты можно и по электронной почте пересылать.

— Никакой в тебе романтики, — вздохнула я.

— Правильно. Потому что я практик. И скептик. И последнее мое качество никак не уживается с фактом, что к тебе по чистой случайности так и липнет всякая фигня криминального толка.

— Об этом ты лучше с моим супругом поговори. Вот уж где зерно твоих экзистенциальных рассуждений найдет благодатную почву. Можешь хоть сейчас. А правда, поехали к нам? Посидим, кофе попьем. Заодно все и обсудим.

— Нет уж, спасибо. Сама своего благоверного успокаивай. Да и отдохнуть тебе не мешает. Завтра поговорим. А я сегодня попробую что-нибудь в органах накопать.

— Ну, как хочешь.

Я не стала особенно настаивать, потому что и сама понимала: остаток дня мне лучше провести с Володей. Наедине. Незачем мужа понапрасну травмировать.

— Павлик, я тебя умоляю! Или ты вырежешь эти кадры, или я заставлю тебя всю пленку съесть!

— Ну вот тоже, придумала, — обиженно сопел Павел. — Вырежешь! Это, может быть, предмет моей особой гордости. Я, можно сказать, из кожи вон лез, старался, душу выкладывал, а вы — вырежи! Да вы только посмотрите, какой роскошный ракурс! И героиня — просто картинка.

— Ага, и рожа у меня дурацкая-дурацкая! Челюсть отвисла, глазенками хлопаю, словно не на открытие выставки пришла, а на экскурсию по кругам ада. Вырежи, говорю!

— У вас, Ирина Анатольевна, как вы изволили выразиться, рожа дурацкой не может быть по определению, — заискивающим тоном ответил Пашка.

— Лесть нам приятна, только ты мне зубы не заговаривай. Кто тут, в конце концов, главный?!

— Давайте Галину Сергеевну спросим, она как-никак режиссер.

— Не будем мы никого спрашивать. Тем более что на экране фейсом дауна сверкать не Галине Сергеевне, а мне. Сказала, не нравится — будь добр искоренить непорядки.

— Ладно, — неохотно согласился Павел. — Что у нас там дальше по плану?

В операторской вовсю кипела работа, конечным результатом коей должен был явиться смонтированный сюжет о нашей новой героине. Все по порядку: подготовка и оформление выставочного зала, само открытие, пара кадров с презентации, на которой всем любопытным был продемонстрирован сигнальный вариант книги Лентаевой «Сюрреализм — последний оплот бунтарей и романтиков», и, наконец, семейный вечер в теплой домашней обстановке за чаем и аппетитным медовым тортиком.

Даже не знаю, что мне понравилось больше. Пожалуй, все-таки ужин, который здорово оживлял супруг уставшей от творческих хлопот именитой художницы. Вениамин Тарасович оказался не таким уж и заурядным товарищем. Во-первых, он потрясающе готовил, и уже упомянутый умопомрачительный тортик тоже был его произведением. Во-вторых, этот неугомонный человек весь вечер сыпал тонкими остротами и искрометными шутками, рассказывал забавные случаи из своей медицинской практики, разыграл небольшой спектакль под названием «Вот и встретились два одиночества», главной темой которого была история их знакомства со Светланой Владимировной, так что под конец у меня уже скулы болели, а рот просто не закрывался. А мне почему-то казалось, что все медики невероятно мрачные люди, за исключением разве что патологоанатомов, но у тех юмор более чем специфический.

Наши выдающиеся результаты и сопряженные с ними монтажные заботы немного исправили мое дурное настроение, причиной которого было бесстыдное исчезновение Гурьева. Этот дипломатичный мерзавец, пользуясь моим дружеским к нему расположением, коварно выведал с моей помощью все, что ему требовалось, и, презрев наше джентльменское соглашение, просто пропал. Весь понедельник я сгорала от любопытства, забываясь только в моменты, когда работа поглощала меня с головой и ни о чем другом я уже просто не могла думать. За что и люблю ее — работа у меня интересная. И хоть не всегда на воздухе, зато всегда с людьми.