листву успокаивающихся деревьев, полез вверх по стене здания. Заглянув в разбитое окно, он пробежал по крыше, соскользнул в прореху, пробитую молнией, и остановился солнечным зайчиком на полу прямо перед моим лицом. Еще не в силах осознать, что произошло, я медленно открыл глаза и увидел пятно света, которое медленно, словно призывая мой взгляд за собой, начало движение в сторону стены. Взгляд мой неотступно следовал за ним, пока луч не растворился в висящем на стене единственном уцелевшем зеркале. И тут я увидел. Не веря своим глазам, я медленно поднялся с колен. И он, в зеркале, сделал то же самое. Там был я. Но это был уже не четырнадцатилетний полноватый подросток. Из зеркала на меня смотрел герой и победитель древних легенд. Высокий, стройный и могучий молодой воин улыбался мне улыбкой, полной скромного обаяния и достоинства. Его черные длинные волосы ниспадали на широкие смуглые плечи, здоровый загар которых подчеркивал белоснежный плащ. Сильные, мускулистые руки были сложены на могучей груди, а широкий ремень охватывал гибкую талию. Я улыбнулся себе, и солнечный зайчик заиграл искорками в моих ярко-голубых глазах. Нет! Стоп! Про ярко-голубые глаза – это уже слишком. Голубые глаза – это меня занесло. Да и вообще…

Я надеюсь, вы понимаете, что молнией меня, слава богу, не било, земля не тряслась, окна не вылетали, да и до груди могучей с белым плащом было мне так же далеко, как до Парижа. И не было на самом деле всего этого. Или было, но только внутри меня. По крайней мере, ощущения после покорения турника я испытал именно такие. И тут еще вопрос: что настоящее? Реальная жизнь, которая ничего не меняет в нас, или воображение и наша внутренняя жизнь, которая меняет реальный мир? Короче, как бы то ни было, я спрыгнул с турника другим человеком. Моя самооценка позволяла мне теперь чувствовать себя равным среди равных, свободным среди свободных, подтягивающимся среди подтягивающихся.

Минуло три месяца моего пребывания в санатории. Я похудел на девять килограммов и вырос на шесть сантиметров. Раз в неделю звонили родители и, мне кажется, даже немножко расстраивались оттого, что я совершенно не проявлял скучания по семье и Питкяранте. А я и правда вообще не скучал. Некогда было. К этому времени наше трио стало известным не только в нашем санатории, но и во всей детской системе здравоохранения Железноводска. Теперь мы давали концерты во всех санаториях города. Как вы понимаете, времени не хватало. Учебный год был закончен, но время уроков теперь занимали репетиции и концерты. У нас даже появился свой продюсер – Витольд Александрович – педагог по музыке, баянист. Он договаривался о концертах и отвечал за нас перед начальством санатория. Возил на своем «Москвиче» и, как мы подозреваем, даже имел какие-то дивиденды от наших концертов. Ведь не на свои же деньги он купил нам троим белые брюки и рубахи для выступлений, а Вите еще и маракасы. Теперь мы официально назывались вокально-инструментальный ансамбль санатория «Светлячок» «Три товарища». Название придумал, конечно, Витольд Саныч, как мы его звали. Нам оно нравилось, несмотря на то что некоторые завистники, которые, как и мы, еще не знали Ремарка, тут же переименовали нас в «Трех поросят». Но поклонников, а особенно поклонниц у нас было гораздо больше, поэтому мы не обращали внимания на нескольких недругов, о чем потом очень пожалели. Но сейчас не об этом. Мы были на пике успеха. У нас состоялся концерт в Доме пионеров Железноводска, и в газете «Кавказ» вышла статья под названием «Лечение на пользу», с нашей большой фотографией. В детско-санаторном мире мы стали звездами.

А потом был короткий заезд. Сейчас объясню. Длинный заезд – это шесть месяцев, а короткий – три. Разные программы лечения. Так вот. Был короткий заезд. И был концерт в честь новой смены. И новенькие заполнили весь зал. И в первом ряду я увидел ее. Нет. Сначала только глаза и слезы.

В этот момент мы пели наш хит о дельфиненке. Я, когда пел эту песню, всегда сдерживался, чтобы не плакать. Такой вот страдал чувствительностью по отношению к слабым созданиям. Видимо, сразу проецировал на себя. Я опустил голову, чтобы скрыть в который раз набежавшую слезу, и случайно бросил взгляд в первый ряд. Меня словно накрыло горячей волной. Я увидел огромные, ОГРОМНЫЕ голубые глаза и слезы на длиннющих черных ресницах. Она смотрела прямо на меня и плакала. Слезы текли по лицу, словно изваянному из паросского мрамора (тогда я, конечно, так не думал) – это я в целях художественности. Слезы текли по белоснежному лицу, которое как будто светилось изнутри нежным розовым светом. Длинные волнистые, черные с синевой волосы, тонкие брови и пухленькие губы. Я не мог отвести взгляд, и она тоже смотрела мне в глаза. А когда мы допели песню и прозвучал последний аккорд, она… мне… улыбнулась. Ее ровные белоснежные зубки ослепили меня так, будто я посмотрел на солнце! Да так оно и было! Я влюбился!

Я влюбился! Той самой первой юной любовью, когда не понимаешь, что творится с тобой. Когда почему-то то жарко, то хочется плакать. Той любовью, когда пишешь стихи, не понимая, о чем они, и получается хорошо. Когда даже не мечтаешь о будущем, потому что все будущее – сейчас, здесь и в этот самый миг.

Это был тот самый «тот самый» миг. После концерта, который, я не помню, как закончился, но, естественно, с успехом и овациями, мы отправились на ужин, где я молча проглотил положенную мне картофельную запеканку, не отрывая взгляд от дверей столовой. Я ждал ее. И она пришла. Конечно, она пришла на ужин, но я заметил, что, пока она стояла у раздачи, взгляд ее скользил по залу, словно она кого-то искала. Я не мог поверить, что она ищет меня, но, сжав вспотевшие и трясущиеся от волнения руки в кулаки, незаметно спихнул на пол вилку и, подняв ее с пола, встал во весь рост, чтобы пойти за новой. Глаза наши встретились, и время остановилось. Не в силах оторвать от нее взгляд, по пути раз пять наткнувшись на столы, стулья и ужинающих санаторцев, я как сомнамбула дошел до лотка с приборами, взял вилку и пустился в обратный путь, чувствуя, что мой затылок сейчас задымится от ее взгляда. До конца ужина я не поднимал взгляд от тарелки и сидел за столом, пока не получил приказ от дежурной медсестры-надсмотрщицы покинуть помещение. Спустившись по