* * *

Спустя полтора года после внедрения сотрудников спецслужб в работу нашего отделения случилось еще одно происшествие.

Мы уже довольно долго взаимодействовали с этим спецподразделением, поэтому я ничуть не удивилась, когда ко мне в офис зашел мужчина, на вид лет за тридцать пять, и представился десантником. Он спрашивал все того же патолога, и я позвонила в морг, чтобы уведомить его о неожиданном посетителе. Доктор попросил меня занять посетителя чем-нибудь на пару часов, пока он не закончит работу.

Гость расположился ждать доктора. С первой секунды этот человек произвел на меня сильное впечатление, хотя совершенно не то, на которое он рассчитывал. Я не вполне понимала, о чем говорят его демонстративные манеры — о невероятной уверенности в себе или о претенциозности, — и инстинктивно выбрала последнее. Но сильнее всего меня поразила его нарочитая бдительность. Наблюдательность свойственна сотрудникам британских спецслужб, но этот человек просто вызывающе меня изучал пристальным пытливым взглядом.

Пока он вещал, я думала о том, как сильно он не похож на других десантников, с которыми я встречалась. От них исходила атмосфера непринужденности и спокойствия, с ними всегда было легко. Ко мне они неизменно обращались вежливо, профессионально, хотя и с некоторой долей отстраненности. Но в моем посетителе не было ничего похожего на отстраненность. К тому же его решение беззастенчиво забраться ко мне в кабинет указывало на элементарное отсутствие хороших манер.

За прошедшие годы ни один спецназовец ни разу не рассказывал ничего о себе. Но на этот раз спустя каких-то двадцать минут я уже знала о похождениях этого человека больше, чем о жизни всех солдат вместе взятых. Он уже успел раскрыть передо мной такие подробности, которые наверняка противоречили их степени секретности.

По-видимому, он уловил, что мой интерес к нему начал угасать. Не теряя напряженного зрительного контакта, он неожиданно поднялся и принялся ходить по комнате, требуя к себе стопроцентного внимания. Посетитель начал заметно беспокоиться. Он никак не мог найти себе места: то вскочит и с минуту походит по комнате, то вдруг сядет напротив меня, наклонится и заговорщически продолжит говорить полушепотом. Он карикатурно упивался собственной важностью и даже закатал повыше рукава на футболке, чтобы я оценила его мускулистые руки и плечи.

Спустя примерно сорок пять минут, когда мое вежливое внимание истощилось, он повеселел и начал вспоминать о выполнении секретных миссий в разных уголках планеты. Вдруг ни с того ни с сего он сменил тактику. Снова подсев ко мне, он с явной враждебностью заговорил о том, что командование ему не оказало необходимой поддержки, когда он находился на задании в одиночку. Его гнев нарастал с каждой новой историей о том, как с ним плохо обращались. Он выговаривал это с такой поспешностью, что мне было сложно уследить за ходом его мысли. Вдруг он стремительно поставил на стол свою кружку, наклонился поближе и, впившись в меня глазами, начал без остановки методично перечислять пытки, которым его подвергали.

Если он ждал какой-то бурной реакции, то я его разочаровала. Меня его история совсем не тронула. Работа в отделении судебной медицины делает человека до некоторой степени невосприимчивым к кошмарным и пугающим подробностям. Кроме того, хотя, возможно, это несправедливо, в то время я придерживалась мнения, что если вы хотите произвести впечатление, то добьетесь большего успеха, если расскажете, как вам удалось избежать пленения. Я начала сомневаться в правдивости его рассказа, ведь вполне возможно, что это была просто уловка для привлечения внимания.

В конце концов мое безразличие заставило его уйти. Я потратила на него все силы. Но он смог найти себе новых слушателей — сначала в лице Дерека, а потом он пристал к Кристин. Случайным образом это сыграло нам на руку, потому что мы смогли обменяться мнениями о нашем госте. Всем троим он рассказал абсолютно идентичные подробности одних и тех же событий, причем в том же порядке. Я подумала, что, может быть, слишком строго его судила: в конце концов, он мог рассказывать все эти вещи «на автопилоте», и потому они меня не «зацепили». Но, с другой стороны, мы все придерживались мнения, что такой откровенности никак нельзя было ожидать от сотрудника секретной службы.

Через пару часов он вернулся и как раз в это время подошел патолог. По-видимому, их встреча шла гладко. Они громко разговаривали и от души хохотали, когда я подавала им в комнату напитки. Казалось, что они отлично поладили. Но, как позже оказалось, я сделала слишком поспешные выводы — равно как и все остальные.

К вечеру патолог передал высокопоставленным офицерам все детали встречи с этим человеком, в том числе имя, которым он назвался. Несколько проверок спустя им не удалось обнаружить ни единого свидетельства его службы в воздушно-десантных войсках. Более того, никто не мог понять, откуда назвавшийся вымышленным именем мужчина узнал о совместной работе нашего патолога с военными. Было объявлено чрезвычайное положение. Нам поручили быть начеку и немедленно поставить в известность нужных людей, как только он появится снова.

Когда пришло официальное подтверждение, что странный мужчина никогда не служил в секретном британском спецназе (по крайней мере, под тем именем), мы смогли прийти только к одному выводу: он все выдумал. Мы осмелились предположить, что его признали негодным для военной службы и с тех пор он ругал британскую армию последними словами при любой возможности. Он изо всех сил старался представить эту структуру в самом невыгодном свете каждому, кто готов был его выслушать. Если бы он не потратил столько моего времени впустую, то я бы даже пожалела его. В конце концов, человек приложил столько усилий, чтобы выглядеть убедительно. Но ему не удалось обмануть самый надежный критерий истины — человеческий инстинкт. Так или иначе, этот человек больше ни разу не появлялся.

* * *

— О, Дерек, у меня как раз кое-что есть для тебя…

Профессор Мэнт вручил мне белый пластиковый пакет весьма зловещего вида. Он привез его с места преступления из небольшого лесочка в Долине Темзы, где было обнаружено тело женщины. Он сообщил мне, что в мешке лежал ее череп с многочисленными фрагментами плоти и теперь ему нужно, чтобы я удалил все мягкие ткани для проведения детального осмотра костей на предмет повреждений.

По пути на работу я заехал в рыболовный магазин и купил две пинты личинок. Они продавались пинтами или полпинтами, и их даже набирали обычными пивными кружками из паба. Личинок перелили в коробку с маленькими вентиляционными отверстиями, я поставил ее в багажник мотоцикла и отправился в офис.

Я решил начать работу с опарышами на следующий день, поэтому мне требовалось подыскать для них надежное укрытие на ночь. Мне пришло в голову поставить их в вытяжной шкаф. За надежно запертой стеклянной дверцей они были в полной безопасности. Разумеется, я не ожидал, что кто-то вздумает подходить к моей коробочке.

На следующий день я приехал на работу, надел белый халат и направился прямиком к вытяжному шкафу. Я поднял стекло, открыл контейнер, чтобы посмотреть на опарышей… но он оказался пуст. Я тщетно искал их по всей лаборатории. Скорее всего, вырабатываемое личинками тепло приподняло крышку, которая, вопреки моим ожиданиям, была неплотно закрыта, и они устроили побег. Дальше они могли прогрызть внутреннюю стенку лабораторного шкафа, проползти вверх по вытяжной трубе, вылезти под кровельной панелью и разойтись по медицинской школе.