– Я была бы так благодарна, – добавляет Джейн.

Благодаря чему-то – то ли эндорфину, то ли второму коктейлю – у меня возникает чувство, что сегодня мне под силу буквально все.

Мне страшно хочется узнать про сестер и про Аманду побольше – личную информацию, которую не отыскать в Интернете. Поэтому я спрашиваю, как они познакомились. У меня сложилось впечатление, что они знали ее с детства – возможно потому, что Кассандра и Джейн организовали поминки Аманды, а еще я видела там, как Кассандра обнимала женщину, которая, судя по всему, была матерью Аманды.

Но когда я спрашиваю, дружили ли их семьи, Кассандра и Джейн смотрят на меня с удивлением.

Джейн качает головой.

– Нет, она была из Делавэра. Мы познакомились здесь, в городе.

– Забавно, мы были знакомы с Амандой не так уж долго, но быстро сблизились, – добавляет Кассандра.

Я оживленно киваю и наклоняюсь вперед.

– Детство у нее было непростое, – рассказывает Джейн. – Никто о ней не заботился. Тем больше восхищения вызывает ее решение стать медсестрой и помогать другим людям. Ее отец умер, когда ей было пять, после чего ее мать начала сильно пить. Замуж она больше так и не вышла. Только представь, бедная Аманда возвращалась домой из школы и находила ее на диване в бессознательном состоянии. Она начала готовить себе еду, когда была еще маленькой девочкой.

– Возможно, мы так сблизились потому, что Джейн и я тоже по сути росли без родителей, – говорит Кассандра. – Это трудно понять, если ты близок с семьей и у тебя есть любимые бабушки, дедушки и кузены… Но те из нас, кто чуть более одинок в этом мире, сразу узнают друг друга.

Ее слова отзываются во мне. Она обращается к моим самым глубоким желаниям.

– В некотором смысле Аманда стала нам сестрой, – заканчивает Кассандра.

Всего в нескольких словах Кассандра только что сформулировала все, в чем я нуждалась – не только в последнее время, но и всю жизнь: свое место, свой дом – не в смысле физической структуры, а в смысле любви и приятия.

– Понимаю, – шепчу я. – Я единственный ребенок… И совсем не близка с родителями.

Раньше я никогда не произносила этих слов. Наверное, не хотела признавать этого, даже самой себе.

Джейн и Кассандра переглядываются и поворачиваются ко мне – кажется, с еще большим интересом, чем раньше.

– Я не знала, что у нас столько общего, – говорит Джейн.

Ее слова витают между нами, как невесомая паутинка. Я сижу в компании двух потрясающих девушек, которые, похоже, становятся моими подругами. Похоже, это правда: мы сближаемся, когда делимся личной информацией и эмоциями.

Мы болтаем еще около часа, и меня удивляет, насколько сестер интересуют все подробности моей жизни – от моей слабости к шоколаду до очевидного недовольства Джоди из-за моего присутствия в жизни Шона.

И все это время я крепко держусь за мысль, что теперь у меня есть причина увидеться с ними вновь.

Сегодня я постаралась подстроиться под них внешне.

Но гораздо важнее узнать, что общим у нас является и что-то, скрытое внутри.

Двадцать лет назад

– Это твоя комната, Кассандра, – сказал их отчим, открывая дверь, за которой скрывалась комната, достойная страниц подросткового журнала: в центре – кровать с белым балдахином, розовым покрывалом с оборками и декоративными подушками. Белый глянцевый шкаф и такой же стол. Стены выкрашены в нежно-розовый, совсем недавно – в комнате еще стоит запах свежей краски.

– Джейн, а твоя – здесь. – Он пересек коридор и открыл другую дверь, за которой скрывалась такая же спальня.

Сестры посмотрели друг на друга и двинулись в противоположных направлениях – их носки бесшумно ступали по толстому ковру. У них до этого никогда не было раздельных комнат.

Но они знали, чего от них ждут, – еще до того, как почувствовали резкие тычки матери.

– Спасибо! – хором сказали они.

– Очень красиво, – добавила Джейн.

Их отчим кивнул – он всегда был немногословен – и принялся спускаться по ступеням, тяжело скрипевшим под его весом.

Красивые спальни были лишь началом ожидавших их перемен: мать уже сообщила, что скоро последуют новая одежда, перевод в частную школу и фортепианные уроки.

– Девочки, почему бы вам не освежиться. Ужин в шесть, – сообщила им мать и поспешила вслед за новым мужем. – Я приготовлю морской язык и спаржу.

Даже их мать изменилась – стала выражаться изысканнее и бросила курить. Перестала красить ногти сама и начала ездить в город на маникюр. И стала гораздо активнее жестикулировать левой рукой – на ней теперь было кольцо с большим бриллиантом.

Кассандра посмотрела на Джейн и пожала плечами. Их маму словно подменили на Кэрол Брейди. Но отчим на Майка Брейди совершенно не походил; из-за глаз навыкате и пухлых губ он напоминал жабу.

– Что такое морской язык? – прошептала Джейн, и они обе начали хихикать.

Произошла и еще одна большая перемена: у них появился сводный брат – красивый, светловолосый, спортивный подросток, который приезжал к ним каждые вторые выходные. Даже его кличка – Трей, – данная ему потому, что он был третьим в своей семье, после деда и отца, кто носил то же самое имя, была крутой.

Когда сестры увидели его впервые, они сидели на краю бассейна на заднем дворе, опустив ноги в прохладную хлорированную воду. Он пробежал по двору и прыгнул в него бомбочкой. Когда он вынырнул на поверхность, девочки смеялись и смахивали капли с волос.

– Привет, – сказал он, без усилий скользя по воде. – Хотите узнать, кто сможет дольше всех задержать дыхание?

Дважды в месяц Трей наполнял жизнью дом, который в присутствии его отца был похож на музей. Трей поднимал их и носил на плечах и шепотом рассказывал про секреты своего отца – например, что тот хранит в тумбочке пузырек «Виагры». В подвале, в игровой комнате с большим деревянным баром и гигантским телевизором, Трей учил их играть в пул, наклоняясь над ними и поправляя угол удара.

– Не спешите, – говорил он.

Трей таскал из бара виски «Джек Дэниелс» или текилу и давал им попробовать, смеясь, когда сестры делали крошечные глотки и морщили носы.

Он делал комплименты их матери и всегда открывал перед ней дверь, чем моментально ее покорил. Он называл отца «сэр» без малейшего сарказма. Когда Трей замечал, что уборщица пытается затащить наверх тяжелый пылесос, он вставал и помогал ей. Взрослые его обожали.

– Трей – настоящий джентльмен, – любила повторять их мать. – Я и мечтать не могла о таком пасынке.

А потом, через несколько месяцев после того, как Кассандра и Джейн переехали, они обнаружили во внутреннем дворе маленького воробья – он врезался в стеклянную дверь и теперь лежал неподвижно.