– Погодите. – Ее голос такой властный, что я вздрагиваю. – Вы общаетесь с подругами Аманды?

– Я просто столкнулась с ними на улице… Мы познакомились на поминках.

Кажется, детектив Уильямс раздражена.

– Послушайте, Шэй, прекратите общаться с друзьями Аманды. Я уже отправила кулон ее матери. Вам нужно оставить эту ситуацию в прошлом.

Ее тон не терпит возражений.

Я зашла в тупик. Вспоминаю радостное выражение лица Джейн, когда я пообещала ей, что верну кулон. Вспоминаю, как Кассандра сказала: «Должно быть, нас свела судьба».

– Простите, – говорю я детективу Уильямс, и она кладет трубку.

Но я извиняюсь не за то, что причинила ей беспокойство.

Я извиняюсь за то, что не собираюсь оставлять это в прошлом.

– Здравствуйте, я Мелисса Даунинг, – говорю я женщине за стойкой экстренной помощи в Городском Госпитале. – Я бы хотела поговорить с Амандой, той милой медсестрой.

Женщина делает большие глаза.

– Ой. – Она сомневается, и я почти вижу, как мечутся ее мысли. – Могу я узнать, зачем именно?

Я растягиваю губы в улыбке. Ложь должна быть правдоподобной.

– Меня привезли сюда несколько недель назад. Была ее смена. Она просто чудесно позаботилась обо мне. Я решила вернуться и поблагодарить ее.

У меня в руке букет цветов. Снова желтые циннии.

Я стараюсь не прикрывать рот, грудь или живот – все это очевидные признаки, что кто-то лжет.

– Ясно. Подождете минутку?

– Конечно.

Я делаю шаг назад и сажусь на пластмассовое сиденье, стараясь двигаться непринужденно.

Ждать приходится дольше чем минутку. Я провожу на стуле минут пятнадцать, пока сотрудница сперва бормочет что-то в телефон, а потом возвращается к работе за компьютером, избегая смотреть мне в глаза.

По телевизору в углу показывают новости с бегущей строкой. В приемной ждут еще несколько человек, но непохоже, что они чувствуют себя очень плохо. Но я все равно слышу откуда-то рядом слабые стоны, а потом крик какого-то мужчины.

Нужно быть очень сострадательным человеком, чтобы работать в подобной обстановке – и, разумеется, высококомпетентным. Прежде чем прийти сюда, я просмотрела статистику по медсестрам и обнаружила исследование, показавшее, что 98 процентов больничных медсестер называют свою работу морально и физически выматывающей.

Интересно, относилась ли к ним Аманда. Видеть практически постоянно страдания и смерть должно быть ужасно тяжело. В другой статье говорилось, что медсестры на 23 процента чаще совершают самоубийства, чем женщины в целом, – возможно, потому, что у них есть свободный доступ к летальным дозам лекарств.

У Аманды тоже должен был быть доступ: фентанил, оксиконтин, валиум, перкоцет, викодин. Но она предпочла прыгнуть под поезд.

Я записала все это в свою Книгу Данных. Даже если ее самоубийство теперь вызывает у меня меньше вопросов, его метод – нет.

– Мелисса?

Я не отзываюсь, пока мое имя не называют во второй раз. Поднимаю взгляд и вижу медсестру в розовой униформе. Волосы собраны в хвост, на лице ни грамма макияжа, и вид ее совершенно изможденный. Теперь я еще сильнее уважаю их профессию – сестрам недоплачивают, как и учителям.

– Ой! Простите, задумалась, – говорю я и встаю со стула. И недоуменно смотрю на нее, надеясь произвести впечатление, будто я ожидала увидеть Аманду.

– Я Джина. Я была старшей над Амандой. Давайте поговорим там. – Она отводит меня в относительно тихий угол. – Вы были пациенткой Аманды?

– Да, – обманываю я. – Аппендицит.

Я подготовила эту историю, потому что знала, что персонал больницы вряд ли поделится со мной личной информацией об Аманде, если я расскажу, что на самом деле нас с ней связывает.

Она кивает, и я радуюсь, что никто не стал вводить мое имя в систему, чтобы проверить правдивость моих слов.

– Мне жаль, что приходится вам это говорить, но Аманда умерла несколько недель назад.

На мгновение меня берет оторопь от ее прямолинейного заявления. Но потом я вспоминаю: возможно, ей приходится сообщать подобные новости ежедневно.

– Господи! Что случилось?

– Все произошло внезапно и неожиданно.

Джина убирает за ухо прядь волос. Бросает взгляд на проходящего через дверь мужчину с загипсованной ногой, который опирается на руку своей более молодой спутницы, и снова поворачивается ко мне.

– Но я уверена, ее бы очень обрадовал ваш визит. Она очень заботилась о своих пациентах.

Я качаю головой, будто не могу поверить в ее слова. Потом опускаю взгляд на цветы в руке.

– Я хотела подарить их ей. Она спасла мне жизнь.

Раздается унылый вой сирены, и к широким стеклянным дверям подъезжает машина «Скорой помощи». Я понимаю, что времени у меня осталось немного: Джина уже простояла со мной дольше, чем может себе позволить.

Поднимаю голову и моргаю.

– Я хотела бы написать ее матери, миссис Эвингер. Мне кажется, следует отправить ей открытку с соболезнованиями и рассказать, какой прекрасной Аманда была медсестрой.

Джина начинает отвечать, но ее перебивает объявление из громкоговорителей.

– Почему бы вам не оставить открытку на стойке регистрации? Мы перешлем ее, – говорит она и делает шаг в сторону.

Я предположила, что у Аманды и ее матери одна фамилия, потому что сестры Мур рассказали, что ее мать так и не вышла замуж после смерти отца Аманды. Джина не исправила меня, когда я назвала ее миссис Эвингер, значит, все правильно. Но мне нужно больше данных.

– Не подскажете, как зовут ее маму? Чтобы записка была более личной.

Объявление звучит вновь, и мне едва удается расслышать рассеянный ответ Джины:

– Хм, Эллен… Подождите, нет, Элеанор. Просто оставьте записку на стойке, и я перешлю ее.

Элеанор Эвингер.

Я уже знаю, что она из Делавэра. Там не может быть слишком много женщин с таким именем. Остается только отыскать нужную.

Вместо того чтобы убираться перед приходом гостьи, Валери начинает создавать хаос.

В спальне своей квартиры в Ист-Виллидж она приводит в беспорядок содержимое ящиков комода и перемешивает в шкафу летнюю и зимнюю одежду. Потом снимает с вешалки в глубине зеленое платье в горошек, убирает его в пакет из «Блумингдейл» и прячет под кровать. Бросает на пол несколько пар обуви и накидывает на спинку стула пару легких курток.

Договориться о встрече с профессиональным организатором пространства было несложно. Во время телефонного разговора Валери сказала, что свободна в любой день ближе к вечеру. И это правда – Кассандра и Джейн заявили, что это гораздо важнее любой работы в их пиар-фирме.