рабочих могут в помощь дать, Молчанову это всё равно не затратно.

Вот только получится, что я этой крышей возьму «отступные» за молчание. Именно так Молчанов с Игнатовым подобное предложение и воспримут. Купят Алика Ветрова за оцинковку.

Может, стоит согласиться? Не только для себя ведь стараюсь. Для матери. Придёт осень, и снова она будет бегать с ведёрками и тазиками, а на потолке станут расплываться голубоватые кляксы.

А так, законно всё и хорошо. Как говорил один знакомый: «страшно не продаться, страшно продешевить». Дёшево ли это, или в самый раз?

Ну а если металл мне выпишет не Молчанов? Кто у меня есть ещё из знакомых начальников, которые обладают волшебной авторучкой?

Быстро попрощавшись с Женьком, я снова еду на переговорный пункт. Местная сотрудница меня уже узнаёт, но выражает это, почему-то презрительным фырканьем.

Трубка отзывается с первого гудка. Я даже опешиваю, что можно отвечать так быстро.

— Авдеева у аппарата.

— Светлана Юрьевна, — говорю, — здравствуйте. Это Альберт Ветров. Фотографии со свадьбы готовы. Когда вам удобнее, чтобы я их привёз?

Глава 12

— Завози завтра ко мне на работу, — говорит Авдеева, — знаешь где у нас районная администрация? Вот туда и завози.

— А домой можно, — спрашиваю, — после работы?

— Зачем? — моментально настораживается Авдеева.

— Хочу, чтобы у вас было время их рассмотреть, — поясняю. — И ваши впечатления тоже услышать хочу. И Татьяну тоже.

— Татяна у нас не живёт больше, — я, даже не видя Авдееву, представляю, как она поджимает губы, — молодожёнку им дали.

Вроде бы стоило радоваться этому обстоятельству, но материнская обида читается между строк. Не заходят, небось. Мнением не интересуются. Месяца не прошло, уже мать забыли.

— А пригласить её, а лучше их вечером можно? — я слышу гнетущую тишину в трубке и прошу, — Светлана Юрьевна, я и так фото бесплатно делаю. Можно же мне хотя бы моральное удовлетворение получить? Посмотреть, как моей работе люди порадуются? А для вас лишний повод с дочкой повидаться и за одним столом посидеть?

— Ладно, — голос Авдеевой смягчается, — приезжай завтра к семи вечера.

— Точно все соберутся? — переспрашиваю. — Может мне лучше ещё раз перезвонить?

— Куда они денутся, — говорит Авдеева. — Всё, завтра жду.

Вот сразу видно — занятой человек. Ни минутки нет на лишние реверансы.

Идея проста. Мы с Авдеевой договорились на двадцать бесплатных фотографий формата 10×15. Я их сделал и готов отдать заказчику. Восемь с фотосессии, шесть из ЗАГСа и ещё шесть со свадебной гулянки.

Снимки получились отличными, я был уверен, что Авдеевам они понравятся. Но, помимо этого, я «набил» четыре плёнки.

Так что, у меня в запасе оставалось как минимум в два раза больше снимков, которые заказчики могут захотеть. И если в моральной стойкости Авдеевой-старшей я не сомневался, то соблазнить на дополнительный заказ новобрачных представлялось мне более простой задачей.

А ведь есть ещё и родственники, которые тоже захотят получить фото «на память». В общем, из бесплатных снимков я хотел сделать «кашу из топора» и раскрутить Авдеевых по максимуму.

Но теперь мой собственный план казался мне недостаточно смелым. Ему не хватало дерзости, размаха. Так можно срубить пару червонцев, но точно не кровельное железо.

Здесь нужно что-то мощное, то что выбьет у расчётливого семейства почву из-под ног. С цветной фотографией я пока не решу сталкиваться, да и поздно пить боржоми, снимки уже сделаны.

Делать что-то масштабное, вроде 20×30 или даже 30×40, чтобы смогли в рамке на стенку повесить? Неплохо, но тоже вариант не безусловный. Я ломаю голову, что из трендов третьего тысячелетия может «выстрелить» в конце семидесятых.

В голову ничего не лезет. Даже голова идёт кругом, если задуматься, как далеко рванули технологии без малого за полвека.

Хранить снимки в «облаке», отдавая заказчику просто строчку с буквами и символами, чтобы он мог их скачать? Меня от таких предположений тут же в психушку замаринуют.

Для меня, вдыхающего терпкий запах фотохимикатов и разглядывающего свадебные «контрольки» это тоже кажется лёгким безумием.

Всё же есть в этом времени что-то настоящее, основательное. То, что не пропадёт навеки из за сбоя флешки, или накрывшегося жёсткого диска. То, что можно подержать в руках, подарить, оставить в наследство.

Не раз замечал, что цифровые фотографии не хочется рассматривать. Мелькнут они один раз в публикации или ленте социальной сети и растворятся в цифровом море.

Они стали одномоментными. Фотоотчётом. Я не припомню, чтобы придя к кому-то в гости мне предложили: «А давай посмотрим фотографии? Вот тут мы с Владиком на море, а это Леночка ещё маленькая, у неё первый зуб выпал».

Все, кто надо уже всё увидели, лайкнули и забыли.

А старые снимки по-прежнему лежат в фотоальбомах, с подписями на обороте, сделанными красивым, ровным почерком «Нина Николаевна с фокстерьером Эдуардом и дочкой Натой. Ялта 1965».

Даже если не знаешь, кто такая Нина Николаевна, всё равно интересно.

Нужно что-то убойное. Такое, чтобы Авдеева не глядя потянулась за кошельком, а лучше за ручкой и печатью.

Спустя час, я иду по тёмным берёзовским улицам на Заречье, к маленькому, белёному известью домику, утонувшему в сирени.

Бам!

Камешек в окошко.

Бам!

— Таш! Ташаааа!

Окно открывается. Ошалевшая спросонок Таша лупит глаза в темноту. Увидев меня, запахивает на груди накинутый второпях халат. Интересно, кого она рассчитывала увидеть?

— Ветров, ты⁈ Какого дьявола⁈

— Таш, денег заработать хочешь?

— Ветров, ты пьяный?

Ху!

Выдыхаю ей прямо в нос. Таша с самым серьёзным видом принюхивается. После успокаивается, но словно слегка разочаровывается.

Интересно, с какой целью я мог бы пьяный у неё под окном появиться? Чего она там себе надумала?

— Сколько денег?

Редакционные слухи гласили, что Таша жила в вечном безденежьи. Она относилась к тому типу людей, которые могут бахнуть двухмесячную зарплату на новые джинсы, а потом тянуть до следующей на одних макаронах.

Таша умудрялась назанимать до получки у всей редакции, так что в день зарплаты ей едва хватало денег на банку кильки в томате.

А ещё у Таши были золотые руки. Она рисовала стенгазеты, клеила плакаты и могла согнуть два десятка фигурок оригами из цветной бумаги, за что её обожала вся детсадовская малышня.

— Червонец.

Я хотел предложить четвертной, но видя жадный Ташин взгляд, опасаюсь переплатить.

— Кого я должна убить? — спрашивает она.

— Вылезай, — говорю, — пошли в редакцию, я тебе всё покажу.

Спустя минут пятнадцать тощая фигурка в джинсах выпрыгивает из окошка. Таша живёт вместе с матерью-пенсионеркой и не хочет тревожить старушку. Из окна она вылезает вполне умело. Чувствуется, что этот путь исчезновения из родного дома уже отработан.

— Ты без мопеда? — разочарованно оглядывается она.

— С ним весь Берёзов перебудим, — отвечаю.

— Да и ладно бы, — Таша смеётся.

Ночное