Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леди Леонора стала прогуливаться по саду. Иногда она подолгу стояла на берегу пруда. Алан наблюдал за ней издалека. Он опасался того, что болезнь может повториться, если женщина будет постоянно вспоминать о гибели своих детей.
В один из пасмурных декабрьских дней Алан зашел на кухню. Он привязался к Салли и Дороти, как к родным, и старался подбадривать их, так как видел, что они всем сердцем переживают за детей и леди Леонору. Дороти и сама часто обращалась к Алану с просьбой, рассказать ей, становится ли Мари лучше, а потом передавала его слова Салли.
Алан сел за стол. Кухарка подала ему чай. Доктор заметил, что женщина старается незаметно утереть слезы:
– Ох, бедная, бедная леди Леонора. Она так несчастна, – причитала женщина.
– Перестань, Салли, не нужно так убиваться. Мы должны надеяться на лучшее, – попытался успокоить ее Алан.
– Да, доктор, конечно, вы правы, но мне так жаль ее. Она часами не отходит от этого проклятого пруда, будто ждет, что ее девочки вернутся, – кухарка всхлипнула.
Алан задумался над ее словами. Все это было очень печально.
– Салли, вы как-то говорили мне, что еще до смерти первой жены сэра Лестера, в доме в разное время служили несколько гувернанток… – сказал он.
– Да, все они сбежали, не выдержав здесь, – проговорила Салли.
– Вы видели кого-нибудь из них уже после смерти ребенка? – спросил Алан.
– Нет. Никого. Вряд ли они захотели бы возвращаться сюда, – ответила кухарка.
– А вы уверены, что с последней гувернанткой ничего не случилось? – задал новый вопрос доктор.
– Я не знаю, но почему вы спрашиваете, доктор? – задумалась Салли.
– Я не хочу вас напугать, но боюсь, что с ней могло произойти какое-то несчастье, – осторожно сказал Алан.
– Ее исчезновение, и правда, было очень быстрым и неожиданным. Она уже собиралась уезжать, но никто из слуг не видел, как она покидала дом. У нее было немало вещей, но они исчезли вместе с ней. Наверное, она сбежала ночью с чьей-то помощью. Но почему это так вас интересует, доктор Вудкорт? – с тревогой в глазах спросила женщина.
Алан не мог рассказать ей о том, что видел ночью из окна своей спальни, не мог он поведать и о дневнике, который теперь был тщательно спрятан. Он до сих пор был не в силах забыть, как мертвая женщина поднималась из земли. То, что он тогда испытал, было не страхом, а оцепенением. С тех пор Алан уже не мог заснуть без снотворного, он никогда не открывал окна и не выглядывал в сад.
– Мне показалось, что в истории об ее исчезновении было что-то странное, – ответил, стараясь не выдать своего страха.
– Наверное, мы уже никогда не узнаем правды, – покачав головой, сказала кухарка.
– Как знать, Салли, как знать…
* * *
В поместье начали готовиться к приезду брата сэра Лестера и его семьи. Слуги без конца убирали комнаты, перестилали белье, чистили ковры, подсвечники, кухонное серебро. Сэр Лестер решил встретить брата во всеоружии. Он даже стал заходить к Мари, чтобы справиться о ее здоровье, и заниматься уроками с Эдгаром, чему мальчик был необычайно рад. Лишь Элизабет сторонилась своего отца, не простив ему ни одной тяжелой минуты своей жизни в этом доме. Алан не смел упрекать ее в жестокости по отношению к сэру Лестеру, он понимал, какая тяжелая ноша легла на плечи юной девушки после смерти матери и болезни леди Леоноры. Мачеха не могла заменить ей матери, хоть и любила своих приемных детей, но все ее мысли были заняты мертвыми дочками. Она уже не могла найти в себе силы вернуться к реальной жизни и заботиться о тех детях, которым еще можно было помочь.
Алан снова вышел в сад и увидел хозяйку дома, бредущую по тропинке вглубь сада. Доктор нагнал ее:
– Леди Леонора? Вам не стоит гулять так долго: на улице слишком холодно.
Женщина приветливо посмотрела ему в глаза и ответила тихим голосом:
– Но, доктор, в доме сейчас такая суета, боюсь, что если останусь там еще хоть на полчаса, то у меня начнется приступ мигрени. К тому же мне хотелось подумать. Пройдетесь со мной?
Алан подставил ей свою руку, и они пошли по обледенелой тропинке. Воздух был очень холодным и сырым.
– Ваши родные обеспокоены тем, что вы так печальны и нелюдимы, леди Леонора. Прошу вас, найдите в себе сил радоваться жизни и надеяться на лучшее, – сказал Алан.
– О, мой дорогой доктор, не стоит обо мне беспокоиться, я уже приняла свою участь. Я просто плыву по течению и жду, когда судьба сама распорядится моей жизнью, – бесцветным и тихим голосом проговорила леди.
– Но так нельзя! Вы еще молоды! Впереди вас ожидает много светлых, счастливых дней, – попытался убедить ее молодой человек.
Леди Леонора посмотрела на него с нежной горечью в глазах.
– Вы очень юны, мой друг. Корабль вашей жизни еще крепко держится на волнах, потому что не теряет своего курса. Ему есть, куда плыть и к чему стремиться. Я помню себя в вашем возрасте. Моя душа была полна прекрасных надежд. И было время, когда мои мечты стали сбываться. Это было таким великим счастьем! Но всему приходит конец. Сначала я боролась с горем, как маленький парусник со штормом, но волны несчастья поглотили меня и мои надежды разбились о скалы.
– Ваши слова так красивы и так печальны… – грустно сказал Алан.
– Со временем приходит понимание того, что мы не в силах изменить свою судьбу, нас всю жизнь преследует неумолимый рок, от которого нельзя спрятаться и спастись, – обреченно проговорила леди Леонора.
Алан был огорчен ее словами. Вдвоем они еще долго бродили по саду, пока на улице не начало темнеть и холодать еще сильнее, тогда Алан настоял на возвращении в дом.
После ужина в гостиной остались лишь доктор, Элизабет и Эдгар. Вечер был тихим и спокойным, тревога внезапно отступила. Алан подбросил дров в камин. Теплый свет огня озарил комнату, придав ей уюта. Эдгар сел за пианино, он разучивал новый вальс. Алан предложил Элизабет потанцевать, пока мальчик играет. Девушка тут же согласилась с тем, что это поможет развеять скуку и уныние.
Элизабет прекрасно танцевала. Ее движения были изящными и легкими. Алан чувствовал приятный аромат ее духов. Он не мог не смотреть на нее, и Элизабет, его любимая Элизабет, отвечала на его взгляды. Музыка заполняла комнату своим нежным звучанием. Доктор ощущал, как сердце рвется из его груди, словно в нем было слишком мало места, чтобы вместить его чувства к этой девушке. Еще никогда между ними не было такого понимания и близости. Алану казалось, что музыка никогда не перестанет играть, а их танец не прервется, и в этом танце было столько искренних эмоций и чувств. Алану хотелось быть с Элизабет всегда, смотреть в ее глаза и чувствовать тепло ее прикосновения.
После чудесного вечера, проведенного с Элизабет и Эдгаром, Алан отправился к себе. Никогда в жизни он еще не был так счастлив. Ему не удалось поговорить с Элизабет наедине, так как Эдгар постоянно был с ними, но доктор был уверен, что она небезразлична к нему: в ее взгляде было столько тепла и нежности. Он всем сердцем жаждал любви этой девушки. Доктор твердо решил, что увезет ее из этого темного поместья.