положение:

«Последние… больше будут хвалить вас, распространять о вас более лестную молву, вообще принесут вам больше добра, чем люди знатные; почет, оказываемый людям высокородным, и куртуазное обращение с ними принадлежит им по праву; относясь же таким точно образом к людям, занимающим низкое общественное положение, мы повинуемся свободному движению гуманного сердца; простой человек считает такое отношение к нему за честь для себя и повсюду разносит похвалу и добрые отзывы о том или о той, кто оказал ему такую честь. Так, от людей малых, почитаемых нами, исходит большая похвала, распространяется добрая слава и возрастает с каждым днем[52]».

Правила поведения за столом

Выше слов моя подруга!

А бутон в прическу вложит —

Ослепит, как солнце Юга:

Кто взглянул, грустить не сможет.

Это знают очевидцы,

А моя душа особо:

Там сумела утвердиться

Эта чудная особа.

Благодатью и простором

Дышит мир, открытый взорам.

Буркхарт фон Хоэнфельз (пер. Ю. Мориц)

Так как никаких вилок еще не изобрели, из столовых приборов в распоряжении гостей могли быть только ложки и ножи. Еду было принято аккуратно брать с тарелок и подносов тремя пальцами – ни в коем случае не пятерней. При этом всегда оставалась возможность случайно окунуть длинный рукав в жир или соус, поэтому перед трапезой рукава закреплялись специальными зажимами. Руки же следовало вытирать о хлебный мякиш. Потом пропитанный жиром хлеб бросали находившимся в зале собакам.

Не следовало брать слишком горячие или слишком большие куски, так как в первом случае будет неприятно и не получится скрыть выражение боли от ожога на лице. Опять же дама, запихнувшая в рот огромный кусок пищи, не сможет прожевать его сразу и будет выглядеть глупо.

Еду было принято аккуратно брать с тарелок и подносов тремя пальцами – ни в коем случае не пятерней. При этом всегда оставалась возможность случайно окунуть длинный рукав в жир или соус, поэтому перед трапезой рукава закреплялись специальными зажимами. Руки же следовало вытирать о хлебный мякиш. Потом пропитанный жиром хлеб бросали находившимся в зале собакам.

За столом дама, какой бы голодной она ни была, не должна набрасываться на еду. Она может похвалить то или иное блюдо, но при этом не выказывать излишнего рвения. Есть следовало умеренно, не налегая ни на кушанья, ни на напитки.

Испив из своего кубка или чаши, леди вытирала рот платком. Пьяная женщина роняла свое достоинство, поэтому дамам рекомендовалось разбавлять вино водой и знать меру.

Наконец, если во время трапезы за столом присутствовал гость, хозяйке надлежало предложить лучшие куски ему.

Один день из жизни знатной дамы

И рыцарь прочь идет,

Терзаемый тоской.

Идет, в глубоком горе оставив госпожу.

Она глядит в окошко, и горько слезы льет,

И молвит: «Проклят тот,

Кто песню дня поет.

Уже прошло все утро, а я в слезах сижу.

Ушел, ушел любимый и отнял мой покой!»

Вальтер фон дер Фогельвейде (пер. В. Левика)

Разумеется, не было какого-то одного устава, по которому должны были жить все знатные и благородные дамы Европы. Тем не менее считалось хорошим тоном, чтобы за столом во время трапезы специальный человек зачитывал отрывки из жития святых или поучительные заметки, созданные специально для того, чтобы вызвать желание брать пример. Вот как описан день знатной дамы, супруги адмирала, в «Хрониках графа дона Педро Ниньо»:

«…Поднималась она утром одновременно со своими девицами, и шли они в ближайший лесок, каждая – с часословом и с четками, и усаживались в ряд и молились, раскрывая рты лишь для молитвы; затем собирали фиалки и другие цветы; вернувшись в замок, в часовне слушали короткую мессу[53]».

Трудно представить себе толпу женщин, которые не болтают меж собой, гуляя по лесным дорожкам, а раскрывают свои прелестные ротики исключительно с целью восхвалить Творца всего земного. Фраза явно имеет фантастическую природу, и ее сочинили как назидание для дам и девиц.

«По выходе же из часовни им подносили серебряный таз, наполненный едой, – было много кур, и жаворонков, и других жареных птиц; и они их ели либо отказывались и оставляли по своему желанию, и подавали им вино. Госпожа же редко ела по утрам, разве для того, чтобы доставить удовольствие тем, кто был с нею. Тотчас госпожа с девицами-фрейлинами садились верхом на иноходцев в самой добротной и красивейшей сбруе, какую только можно представить, а с ними – рыцари и дворяне, пребывавшие там, и все отправлялись на прогулку в поля, рассыпавшись, как четки по зелени. И слышалось там пение лэ, вирелэ, рондо, помпиент, баллад и песен всех видов, что известны труверам Франции, на разные и весьма созвучные голоса. Направлялся туда капитан Педро Ниньо (гость, живущий в замке. – Прим. Ю.А.) со своими дворянами для участия во всех празднествах, и равным образом возвращались оттуда в замок в обеденный час; сходили все с коней и входили в пиршественный зал, где были расставлены столы. Старый рыцарь (хозяин замка. – Прим. Ю.А.), который уже не мог ездить верхом, ждал и принимал их столь учтиво, что просто чудо, ибо был он рыцарь весьма учтивый, хоть и немощный телом. Когда адмирал, госпожа и Педро Ниньо садились за стол, дворецкий приглашал и остальных к столу и усаживал каждую девицу рядом с рыцарем или оруженосцем».

«По выходе же из часовни им подносили серебряный таз, наполненный едой, – было много кур, и жаворонков, и других жареных птиц; и они их ели либо отказывались и оставляли по своему желанию, и подавали им вино. Госпожа же редко ела по утрам, разве для того, чтобы доставить удовольствие тем, кто был с нею. Тотчас госпожа с девицами-фрейлинами садились верхом на иноходцев в самой добротной и красивейшей сбруе, какую только можно представить, а с ними – рыцари и дворяне, пребывавшие там, и все отправлялись на прогулку в поля, рассыпавшись, как четки по зелени. И слышалось там пение лэ, вирелэ, рондо, помпиент, баллад и песен всех видов, что известны труверам Франции, на разные и весьма созвучные голоса. Направлялся туда капитан Педро Ниньо (гость, живущий в замке. – Прим. Ю.А.) со своими дворянами для участия во всех празднествах, и равным образом возвращались оттуда в замок в обеденный час; сходили все с коней и входили в пиршественный зал, где были расставлены столы. Старый рыцарь (хозяин замка. – Прим. Ю.А.), который уже не мог ездить верхом, ждал и принимал их столь учтиво, что просто чудо, ибо был он рыцарь весьма учтивый, хоть и немощный телом. Когда адмирал, госпожа и Педро Ниньо садились за стол, дворецкий приглашал и остальных к столу и усаживал каждую девицу рядом с рыцарем или оруженосцем».

Кстати, оруженосец рыцаря – это не слуга, а первым делом его ученик, зачастую сын соседа или старого приятеля рыцаря, которого