– Ты в нас веришь. Быстро разберёшься, – и он встал.

За следующими его действиями я следила с открытым ртом. Брат Гульнары запустил в колдовскую тучу руку и вытянул наружу тёмную нить. И начал наматывать её на левое запястье, будто клубок ниток распутывая. И туча «распутывалась», уменьшаясь. А нить… исчезала. Наверно, в руку… впитывалась. Заклинатель глянул на меня снисходительно и хмыкнул.

Я нахмурилась, взъерошившись:

– Что смешного? А давай я приведу тебя в редакцию и предложу сверстать номер. Повеселюсь.

– Хорошо сравнила, – одобрил он. – Я убрал тень сестры. Гуня – ведьма души и умеет создавать фантом своего духа. Он цепляется к человеку и ходит следом как привидение. А это близко к тому, с чем я работаю, – к одержимости. Знак для меня. Она всегда оставляла фантомы с новостями.

Я нахмурилась, игнорируя намёк. Проклятая говорила про сферу души – но так отстранённо, словно никогда ею не владела. И «нетопырь»…

– Что? – заклинатель снова уставился на меня требовательно. – Где ты видела «нетопыря»?

Кажется, я ляпнула это вслух…

– В садовом обществе «Тихий берег», – я неловко встала и подобрала сумку. – Мы немного… поговорили, и он заметил, что Гульнара была ведьмой огня – у неё глаза жёлтые, огненные.

– Плохо, – парень поспешно опустил глаза, скрывая эмоции, но его голос прозвучал отрывисто. – Очень плохо.

Ой, как же они надоели, эти скрытники безымянные…

– Если у тебя всё, то я пошла, – я закинула сумку на плечо. – А если что-то нужно, то представься и объясни, зачем искал. И фантом зачем… снял. И что нам делать дальше, если…

Ай, нет, ещё же фонарь… Чуть не забыла.

Отвернувшись от заклинателя, я снова уставилась на фонарь и услышала за спиной знакомое задумчивое сопение. Вот и Гульнара так же сопела, размышляя, как признаться в потере памяти… Наверно, это семейный признак честного подбора верных слов.

– Бахтияр, – представился парень сухо и отчего-то недовольно. – Фантом убрал, чтобы ты не сгинула раньше времени.

Я испуганно обернулась и встретила очередной снисходительный взгляд.

– Фантомы души питаются собственно душой, – заклинатель продолжал неторопливо «сматывать» тучу. – Это энергетическая субстанция, которой для существования необходима постоянная магическая подпитка. Когда вложенная ведьмой сила кончается, фантом или разрушается, или начинает питаться самостоятельно – или от создательницы, или от носителя. Гуня – ведьма сильная, и все её фантомы очень мощные. Этот, – небрежный кивок на остатки тучи, – явно создавался для ведьмы. А ты – человек. Чувствуешь разницу?

Я сглотнула. Ой, ё… Вот те и «пиявка»…

– Далее, – механические движения и механический же бесстрастный голос, – мы будем искать мою сестру. Вместе. Одна ты не справишься. Раз я убрал фантом, то сниться она перестанет. Долгих бесед точно не жди.

– С-спасибо… – запоздало пробормотала я.

От его слов опять стало жутко – до тоски по одеялу. Запугивать меня… наверно, бессмысленно. Зачем ему трясущийся от страха помощник? Незачем. Но раз я потребовала объяснений… Получи, распишись и не вякай.

– Пожалуйста, – насмешливо отозвался Бахтияр. – Что Гуня успела тебе рассказать?

Очень хотелось назло выпалить «ничего!», но я себе такой роскоши – ссоры с тем, кто в теме – позволить не могла. Заклинатель производил крайне неприятное впечатление: встретившись с ним на полпути, хотелось загодя перейти через дорогу и дальше идти и тропами разными, и направлениями. Но – пускай хочется. От проклятой теперь тоже хотелось держаться подальше… и избавиться поскорее. Вдруг соскучится по общению и решит второй фантом прислать…

– Фонарь важен, – я нервно поёжилась. – Он должен на что-то указать.

– «Компас», – заклинатель брезгливо вытер ладони о джинсы и прищурился. – Смотрю, Гуня тебя с пустыми руками не оставила. Сестра всегда таким пользовалась, когда что-то искала. Он должен среагировать.

Ах, да, символы на запястье…

Я опять повернулась к фонарю и под внимательным взглядом внезапного напарника начала водить «компасом» вдоль стеклянной колбы. Чувствуя себя при этом совершенно по-дурацки. И вроде после «нетопыря» да недавней демонстрации силы веры в волшебство прибавилось… Но идиотизм ситуации всё равно не отпускал. Во мне-то никакого колдовского дара нет…

Фонарь вдруг ожил. В его угрюмых глубинах, медленно набирая силу, разгорелся крошечный золотистый огонёк. И «компас» тоже ожил – засиял в ответ, зачесался неприятно.

– Держи руку ровнее, – велел Бахтияр, а сам заозирался, словно что-то видел.

А может, и не «словно»… Когда фонарь разгорелся сильнее уличного, заклинатель проследил взглядом за чем-то невидимым, развернулся и молча рванул через кусты. И на секунду я тоже увидела: стеклянная колба пылала маяком, чей указующий луч освещал цель – у парковых ворот. И пока брат Гульнары ломился по газонам да кустам напрямик – по «тропе» волшебного луча, я побежала в обход, по ухоженным, заасфальтированным и опустевшим аллеям. И добралась до нужного места, почти не опоздав.

– Не подходи, – распорядился Бахтияр, проводя раскрытой ладонью над небольшим пятачком между двух клумб с разноцветными петуньями.

Я остановилась поодаль, переводя дух и наблюдая. С минуту ничего не происходило, а потом из-под земли раздался тягучий, потусторонний стон. Заклинатель забормотал в ответ что-то своё, колдовское и ругательное, и стон повторился, только… ближе. И под стриженым газоном явно что-то завозилось. У меня, признаться, волосы встали дыбом. И снова защипало «компас». А после третьего замогильного стона пятачок вспучился и взорвался.

Фонтан из земляных комьев – поникшие петуньи в клумбах – отшатнувшийся Бахтияр – разом погасшие на аллее фонари – свербящий и сияющий «компас» – и крылья. В густом ночном сумраке застыли два знакомых крылышка – ажурные, чёрно-белые, с крупными синими пятами на нижних «хвостах», искрящиеся. Да, только крылья – без тела. Обещанное Гульнарой доказательство.

– Твою мать… – заклинатель выглядел потрясённым. – Она всё же их нашла… А я, дурак, не поверил… Если бы я был рядом… – и замолчал, уставившись на крылья.

Июльский ветер, шурша, спустился с берёзовых макушек, взъерошил увядшие цветы и отправился бродить по парковым аллеям, но крыльев его магия не коснулась – они замерли в воздухе, невидимыми булавками пришпиленные к бархату ночи. Больше пяти лет в земле, но ни погода их не взяла, ни время. Чёткие очертания, паутинная вязь рисунка и, как и говорила Гульнара, ни единого признака разложения. Белые вкрапления горели холодным серебром, из синих пятен разбегались по тёмным краям голубоватые электрические разряды. Крылья казались металлическими. И слишком крупными для обычной бабочки.

– Почему вы сестрой… разошлись? – я кашлянула и спросила, просто чтобы спросить. Чтобы нарушить мрачную тишину.