Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таких «белочек» в зале сидело несколько. Трансгенная инженерия ставила своей задачей всего лишь подарить женщинам пышные рыжие гривы, но пути прогресса неисповедимы. Это как бросать в суповую кастрюльку несовместимые в традиционной кулинарии ингредиенты – результат получается либо отвратительным, либо восхитительным. Беличий хвост до такой степени вошел в моду, что даже те дамы, кто не были белочками, стали пришивать его к своим платьям.
Наконец слово взял прокурор.
– А кево, преступление налицо… иффа-фа… иф-фа… – он пошарил в мантии и, низко нагнувшись, что-то быстро засунул в свой рот. – Из-за одного ретрограда! – с выправленной дикцией крикнул прокурор в сторону подсудимого. Он недавно заимел временную вставную челюсть и теперь привыкал к ней. Его все поощряли, как малого ребенка, который учится говорить – только бы не убирал свою челюсть обратно в карман.
В ответ старик Деусов улыбнулся до ушей. Из его бороды вылетела пчела. Она сделала круг возле Розы Петровны, и та испуганно замахала руками:
– Насекомое! Наверное, опасное!
– Бедные мои, пчёлку первый раз увидели. А ведь она… а ведь без неё… Эх, да что тут объяснять! – старик поймал пчелу и спрятал обратно в бороду.
– Имейте уважение к суду! – прокурор хлопнул по столу и театральным жестом показал на старичка. – Вот этот гражданин захотел отбросить нас во времена, когда люди умирали от голода или плохо питались. Я видел в музее один законсервированный экспонат – кривой и с червяком. Фу, уродство!
– Это было самой природой вам подаренное, – обиженно сказал старик.
В зале посмеялись:
– Природой! А цены на продукты какими были? А сроки хранения? Хлеб черствел через неделю!
Большинство закончило учиться в восемь лет, но народ ещё помнил уроки всемирной истории ГМО .
– Помидоры не могли два года пролежать! – пискнула «белочка», надкусывая помидор: то ли дело сейчас – десять лет ему, а он, как новенький.
Подсудимый, получив слово, сказал, что он всего лишь хотел, чтобы «немо»-продукты были доступны всем, а то нечестно как-то получается – элита пользуется, а остальным не достается.
– Со всей ответственностью заявляю, что мы, собравшаяся здесь элита, не питаемся «немо»-продуктами, – оборвал его прокурор.
– Да вы здесь не при чем, – с улыбкой отозвался старичок. – Я про ваше руководство говорю. Они на Марсе рай без генетических фокусов решили для себя построить. Но у них не получится! Это я вам тоже со всей ответственностью заявляю – как специалист по раю.
Коннор Ильич всегда называл себя просвещённым атеистом, но от последних слов старичка у него мурашки забегали по плечам.
– На Марсе никто не живет! И нет над нами никакого руководства! – рявкнул прокурор, почти с жалостью глядя на неосведомленного старика. – Мы сообща управляем нашей кормилицей ГГМ! Правда, господа?
Тут вся аудитория вскочила на ноги, заткнула уши, и жизнерадостным хором запела: «Гэ-Гэ-Эм, ем, ем, ем, урожай без проблем!». Такие припадки беспричинной радости часто случались с «гемами».
Выбравшись из вопившей толпы, Коннор подошел к старичку.
– Почему ничего не получится?
Деусов посмотрел так, будто знал про Коннора всё – даже то, чего тот сам про себя не знал. А дальше ерунда Коннору Ильичу причудилась. Подсудимый вышел из зала, повлек Коннора за собой – дальше, дальше, и – ох! – всё выше и выше, до нестерпимо густой черноты со звездами. В этой черноте кружилась огромная планета Земля – в виде глобуса с названиями. Коннор затрясся от страха.
– Это тебе не на звездолете рассекать, – строго сказал старик. Он больше не был гражданином Деусовым. – Посмотри, какую красоту я вам подарил. У каждой твари, у каждой травинки было свое предназначение, и смысл был, и секрет. А вы взломали замок, влезли в мою мастерскую, все перевернули в ней, перепутали. Глупые, глупые дети!
Лицо старика почти полностью заслонило мрак космоса.
– Это был последний раз, когда я пытался вам помочь, – торжественно и горько объявил он, погрозив пальцем – то ли Коннору, то ли всей Земле. Старик начал удаляться, пока не стал самой яркой из звёзд.
Коннор с невероятной скоростью приблизился к Земле. Он вошёл в свое тело, как раз когда в зале допевали последний куплет.
Суд удалился на совещание в парк. Там вдоль ограды прогуливался – то крадучись, то переходя на простодушный бег – охранник с очаровательным крысиком на ультразвуковом поводке. В крысике качества таитянского щелезуба и ископаемого плезиозавра были совмещены так удачно, что он один мог за пятнадцать секунд обезвредить десяток преступников. Чтобы вошедший в раж крысик не разделался с хозяином, в их коды были добавлены гены рыбки амфиприона и ядовитого «живого капкана» актинии (существовал такой трогательный союз двух существ в доисторической природе).
А еще в парке ё-тополи шевелили шишечками, соловей пел в пруду, и с неба неслось приятное кваканье стайки лягушек. До чего хорошо. От избытка чувств Розочка щелкнула прокурора по мокрому пятаку, и прокурор хрюкнул:
– Ойнк!
—Ха-ха-ха, – серебристо захохотала Розочка Петровна.
И так несколько раз: «щелк», «ойнк», «ха-ха-ха» – пока судья не устала, у неё даже капельки розового масла выступили на лбу.
Ах, Роза Петровна – женщина-цветок, с головой-бутоном, с гигантскими лепестками вокруг шеи и колючкой на руке! Колючка уже несколько раз проколола прокурорскую мантию. Вообще-то их намного больше, этих самых колючек, но Роза Петровна еженедельно эпилирует свои руки, до самых запястий. А эту просто не заметила… Ведь голова занята общественными вопросами. Вот и сейчас Розочка просунула палец под свой парик, чтобы почесаться.
– Может, простим старичка? Мне кажется, он ничего плохого…
Мысль её осталась невысказанной. Потому что – вот уже, стоит она, Розочка Петровна, с зажмуренными глазами и пальчиками в ушах: «Гэ-Гэ-Эм, ем, ем, ем…»
Её родители-романтики хотели, чтобы девочка пахла розами. Но получилось то, что получилось. А в остальном она женщина. Прокурор знает, что под лепестковым воротником у судьи – ещё не разгладившаяся после ночи морщинка в ложбине между грудями. Любит Роза Петровна поспать на боку – это он тоже знает.
Иногда они мечтают, какие красивые умные дети могли бы у них получиться, но оба понимают – детей не будет. Наступит день, когда лепестки облетят, а вместо бутона на голове