– Благодарю вас, Дашенька, но я не ем мяса, –важно ответил он. – Мясо делает людей агрессивными, а я сторонник-ик! мираво всем мире.

– А вы знаете, что Гитлер был убежденным вегетарианцем?И есть мнение, что именно это подсознательное желание съесть сочный бифштексвылилось у него в настоящую жажду крови и привело к мировой войне...

Скажу честно, я не вполне уверена в достоверности этогоисторического факта, но мне очень хотелось избавиться от зануды-Одиносика. И ясвоего добилась: пресс-секретарь губернатора промычал что-то о вредеобывательского подхода к великим идеям и уполз жаловаться к Гарику, к которомуеще в самом начале пикника прильнула некая девица.

– Павлик, – спросила я валявшегося рядомменеджера, – это что, новая девушка Гарика?

– Нет, – ответил он абсолютно серьезнымтоном, – это просто девушка. А Гарик ее просто обнимает.

– Высокие отношения, – хихикнула Василиса.

Вдруг по рядам прошел слух, что приближаются Курочкин сПерцелем и через несколько минут почтят вниманием наш скромный пикничок. Моенастроение кардинально улучшилось. Васька тоже встрепенулась – отодвинулась отпьяного Павлуши и полезла в сумочку за зеркалом.

Эти двое прибыли в окружении пары дюжих молодцев из службыбезопасности, и до моего носа долетел знакомый аромат дорогого парфюма исигарет.

– Пошли поздороваемся, – прошептала я Ваське,которая уставилась на Перцеля, и зрачки ее по-кошачьи расширились.

Мы отряхнули с себя хлебные крошки и медленно направились всторону москвичей. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что оба они провожаютлето с самого утра: Андрей Вячеславович Курочкин приобрел не свойственный емурумянец во всю щеку, кончик галстука Перцеля предательски торчал из кармана егобрюк, шефы улыбались всем подряд и двигались осторожно, как будто каждый нес наголове антикварную фарфоровую вазу.

Гостей разместили со всеми удобствами, потчевали лучшимикусками шашлыка, развлекали политическими анекдотами. Они с любопытствомрассматривали нашу банду и нас с Васькой – тем более что я подливала им коньяк,а Василиса выкладывала на их пластиковые тарелки салатики и ветчину.

Наконец Курочкин развалился на земле в своем дизайнерскомпиджаке и заявил:

– Благодать! Природа, настоящий шашлык, заботливыеженские руки... Вот чего мне всегда не хватает в командировках. Хотя и в жизнитоже. Послушайте, Даша, я за вами наблюдал – вы еще ни одной рюмки не выпили.

– Честно говоря, не люблю коньяк, – ответила я,пьяно ликуя, что, во-первых, он за мной наблюдал, а, во-вторых, ему не хватаетв жизни женских рук.

– Что же вы пьете? Как писал Булгаков, вино какойстраны вы предпочитаете в это время суток?

– Ничего крепкого. Люблю итальянское «кьянти». Ипростые коктейли вроде «мохито». – Я подумала, что бы добавить еще такоевозвышенно-благородное, но, хоть убей, не вспоминалось ничего.

– И еще Дашка виски пьет, – вспомнила Васька, явноне к месту.

Шефы рассмеялись.

– А мы сегодня обнаружили в Северске ресторан, гденаверняка есть неплохой виски, – сказал Перцель. – Может, хватит насегодня природы? А то комары уже кусаются...

– Эх ты, и двух часов на свежем воздухе провести неможешь, – ответил Курочкин. – Так и быть, отправляемся обратно вгород. Алексей, – обратился он к одному из охранников, – помогидевушкам собраться.

Не успели мы сообразить, как в этой ситуации соблюстиприличия, а человек с каменным лицом уже отнес наши сумки в машину и даже успелсмахнуть с Васькиной головы сухие былинки. Перцель тут же подал ей руку,посадил на заднее сидение автомобиля и сам устроился рядом.

Курочкин отошел на минуту сказать пару слов Гарику ипопрощаться с другими сотрудниками. За ним неотрывно последовали телохранители.Гарик из-за спины Курочкина делал мне страшные глаза, но остальные изображали,что не замечают нашего отъезда и заняты насущными разговорами.

Ситуация развивалась гораздо быстрее, чем я могла дажеподумать.

В это время на шатающихся ногах ко мне приблизился пьяныйМитька. Он издал непонятный звук, который, видимо, означал: «Ба! Как я рад тебявидеть!» – и полез обниматься.

В пылу чувств Митя неверно рассчитал траекторию своихдвижений и вместо дружеских объятий угодил локтем прямо мне в лоб. В мгновениеока беззаботный event-manager оказался на земле, верхом на нем сидел Алексей ис удовольствием выворачивал жертве руки.

– Ой, отпустите его, – запричитала я, – онбезобидный, просто пьяненький.

Я потерла место ушиба – так и есть, намечалась шишка,которая грозила стать синяком. Хороша я буду с фингалом...

– Все в порядке, – распорядился Курочкин охране, иМитю оставили валяться на земле в позе мертвого тела. – Нерасстраивайся, – обратился он ко мне с неожиданной нежностью, – ссиняком ты будешь еще красивее.

Через полчаса наша четверка сидела в ресторане «Марсель».Поначалу мы с Васькой смущались, потому что наши наряды откровенно невыдерживали принятый здесь dress-code. Но после двух бокальчиков действительнохорошего виски смущение прошло, да и наши кавалеры вели себя так, как будтоужинали в компании первых леди страны. Все это было неожиданно, удивительно,сказочно...

Перцель молча и неотрывно смотрел в волшебные глаза Василисы– казалось, еще немного, и он бросится целовать ей руки с предложением руки исердца. Их взаимное притяжение было почти физически ощутимо, и нам с Курочкинымстало неудобно – мы пересели за другой столик. Он начал разглагольствовать – опоэтике Блока, о национальной идее, о смысле жизни. Я не разделяла мненияКурочкина почти во всем, но с каждым его словом понимала, что про-па-да-ю.Когда у мужчины есть политическая власть – это сексуально, но когда вдобавок кэтому имеется диплом МГИМО и со вкусом подобранный галстук – это заводит... Онменя ослепил, поразил, увлек, сам это прекрасно видел и наслаждалсяпроизведенным эффектом. А я чувствовала себя мягкой и податливой, какпластилин, и была готова прямо сейчас расплавиться и стечь к его ногам.

И вдруг он как бы между прочим предложил:

– Даша, у меня нет возможности отслеживать настроения вштабе. Могу я тебя попросить о небольшой услуге? Тебя не затруднит писатьиногда отчеты о климате в коллективе?

Меня грубо сбросили с небес на землю.

– Ни за что! – крикнула я и опрокинула на себякоктейль. Алкоголь размывал очертания окружающих предметов.

– Отказ – это предложение поднять цену?

– О чем вы говорите... Я думала, что вы искренне, имы...

– Мы – что? – спросил Курочкин и посмотрел на менявнимательно. Я молчала. В моей душе со скрипом и грохотом рушились воздушныезамки.