Через три часа и семи чашек чая, просветленно разглядываярайских птиц на Васином покрывале, я догадалась спросить:

– Кстати, что у нас сегодня в рабочих планах?

– Ой, до фига... На первое сентября нужны рассужденияПетрова о детях, которые суть будущее России. О новых образовательныхпрограммах. О том, что государство должно гарантировать высшее образование...Москва что-то присылала вчера вечером, пожалуй, надо адаптировать для Сибири.Пара слов о сельских школах. В том духе, что пройден путь нелегкий, и Россияслишком велика, чтобы начинать с малого, – ей нужны масштабные проекты.Каково?

– Задушевненько... – пожала я плечами, подумала идомыслила: – Проекты-ступени, да? Сегодняшние первоклассники поступают в лучшиевузы страны, после их окончания возвращаются домой и получают отличную работу.И крутую зарплату. Что-нибудь в этом роде?

– Как тебе слоган «Каждому карапузу – по вузу»?

– Хорош... для детсадовского утренника.

– А по-моему, гениально. Но это еще не все. Нужнытезисы для ток-шоу на «Северск ТВ». Речь для губернаторского праздника в честьначала учебного года – по просьбе мсье Одиносика. Сдать буклет в печать, ещекое-что написать... и дождаться интервью от Пеночкина.

Я обреченно оскалилась. Пеночкин, человек сфамилией-диагнозом, пресными усами и манерами стареющего провинциальноголовеласа, не написал вовремя ни одной статьи (а некоторые он вообще ненаписал). С несказанной радостью мы бы вообще отказались от его сомнительныхуслуг, но именно его народ почему-то считал честнейшим журналистом Сибири.Честностью Пеночкин бойко торговал. Писал он по большей части жуткие вещи.«Молодежь или пенсионеры? Вопрос отнюдь не риторический. Ведь если завтра наизбирательные участки придут только пенсионеры, то, как бы они нипроголосовали, наша страна вымрет...» Или: «Характер русского человека – это, ясчитаю, совокупность поведения в условиях внешней и окружающей среды».

Весь этот бред из статей Пеночкина мы вычеркивали. В ответон заявлял, что мы – губители ростков демократии в России, которые и так почтивыжжены Кремлем. С такими, как мы, у страны нет будущего... Не знаю. С такими,как Пеночкин, даже ее настоящее сомнительно. Уже хотя бы потому, что к своимбез малого сорока годам Пеночкин детьми не обзавелся. Он имел троих брошенныхжен и маму, с которой жил, – престарелую нимфетку и мужененавистницу.

И вот мы ждали его интервью с заместителем губернатораСеверского края о судьбах России. Замгубернатора, утомленный жизнью патриот,был одновременно похож на богомола и на старый велосипед, но глаза имелчувствительные, как у больной коровы. По телефону он честно предупредил:

– Пусть ваш Пеночкин, извините, придет в четвергутром... потому что к вечеру, извините, я собираюсь уйти в запой. У нас,простите, партийная конференция.

Интервью от Пеночкина мы все-таки получили. Начиналось онотак: «Я пришел в кабинет замгубернатора задавать вопросы. Но вдруг неожиданнодля себя понял, что его ответы мне не нужны. Я сам многое чего могу рассказатьему – куда должны двигаться страна и Северский край. К сожалению, ответом мнебыло в основном глубокомысленное молчание...».

Мы с Василисой хором взвыли. К вечеру справились с тезисамии речами, а все ростки «демократии» у Пеночкина были вырваны недрогнувшейрукой. Попадись он нам самолично, мы бы еще многое у него вырвали... Еще раззаварили чай с травами и задумались об ужине.

В это время Митя и Гарик, ценители прекрасного, страннымобразом оказались в единственном на целый Северск стриптиз-клубе с названием«Кооператор» и пару раз уже позвонили оттуда, сообщая, что девочки скучные иполусонные, раздеваются неохотно и все время путаются в штанах от пижам.

– Гарик, ты уверен, что это стриптиз-клуб? – невыдержала я. – Может, женская общага?

На том конце провода раздалось жизнерадостное ржание.

– А что, общага – это даже лучше! Сто лет, Дашка, небыл в женских общагах! Эх, годы молодые!.. Слушай, прихожу один раз в общежитиек волейболисткам, а у них света нет... я тебе рассказывал?

– Раза четыре.

Гарик загрустил.

Перцель дважды позвонил Ваське – спросить, как обстоят делана сибирских фронтах, заодно узнать, любит ли она дождь и вишню, и сказать, чтов детстве ненавидел гороховый суп и пианино.

Горел камин – последние августовские ночи холодны. Во двореуже почти сентябрьский ливень шипел, как плохая сотовая связь, и от этогохотелось приключений – надеть драные джинсы, взять гитару и орать под дождем:«Такие дела, брат, любовь!..»

Впрочем, я не умею играть на гитаре. Поэтому сижу и листаю вжурнале «Бизнесмен» скучнейшую статейку о Петрове, борце с экстремизмом,национализмом и плохой погодой на территории России. Заказные уши торчат иззаметки так, что чуть не задевают лицо во время чтения. Раньше «Бизнесмен» былвеселее.

Внизу зашумело. Это Капышинский ворвался в дом, мокрый, какулитка, тоскующий, как Байрон, потому что Виолетта вчера отказала ему в любви сбестактностью, характерной для блондинок. Однако он не забыл принести пакет едыиз местного ресторана «Триумф-палас», тем более что в холодильнике оставалосьтолько полпачки творога и банка морской капусты (да кто же у нас все времяпокупает морскую капусту, в конце концов?!).

Отдельной строкой я ненавижу словообразования вроде«Триумф-отель», «Элит-палас» и «Клуб-эксклюзив». Даже больше, чем кока-колу.

В этих заведениях кофе всегда отдает пластмассой, овощигипсовые на вкус, а на потолке лепнина. Такое ощущение, что еда в«Элит-паласах» – элемент интерьера, а сделана она из тех же стройматериалов. Иточно. Фаршированный кальмар был резиновый, но нам было все равно – Ваське,сияющей влюбленностью, мне, пребывающей в эйфории, и бедненькому Капышинскому.

– Капа, – проникновенно объясняла Васька, – ядумаю, все пошло не так, когда ты начал рассказывать Вете о своих детишках.

– Мужчина раскрывается в детях!

– Ммм... и поэтому ты рассказал, как твой младшийкидается творожными сырками в автобусы?

– Я должен был рассказать, как старший написал вцветочную вазу?

– Ты мог бы вообще не трогать детей и поговорить с нейо маникюре...

– Я говорил!

– Ты говорил: «Я знаю, чего жаждет твое саднящее лоно!»– и пытался расстегнуть ее лифчик.

– Ой, правда?.. – смутился Капышинский.

Женщины не любят Капышинского, и в этом предмет его особойтрагической гордости. На то есть причины: во-первых, у него жена и трое детей,во-вторых, у Капы выражение лица выздоравливающего маньяка. Но мы любим его –не как женщины, а как старые боевые товарищи – за изящество логическихпостроений и ядовитый язык.