в нынешних турнирах участвуют всего лишь шахматные короли и кони.  * 285

Нас оповещают разными средствами, и среди них каждому знаком «живой голос» плаката; живой сиюминутным смыслом сегодняшнего дня. Чаще всего яркий, видный издалека, он появляется в толпе иначе, чем герольд. Размноженный на типографских машинах, плакат разлетается по всему городу, стране и даже миру. Разлетается, чтобы разнести через «говорящее изображение» заложенные в него вести.

Плакат тогда плакат, когда он становится многократным «зрительным эхом», то есть когда он (многократно повторенный) много раз повторяет людям всем своим зримым образом заложенный в него смысл, идею. Это зависит не просто от типографских машин, но именно от таких, которые дают самые большие тиражи и в чернобелой и в цветной печати. Чаще всего — это плоская печать (офсет), нуждающаяся (как и другие техники печати) в оригинале для подготовки качественной печатной формы, с которой или с которых идет массовый тираж. И художник творит свой первооригинал специально для типографии.

Оригинал плаката создается в мастерской художника в разнообразных живописных и графических техниках. Он работается в размер будущего типографского оттиска. А то и чуть больше (уменьшение улучшает полиграфическое качество отпечатка) .

Плакат рождается по законам массовой графики, и тем не менее близок он монументальному искусству. Ведь «говорит-то» он со всеми, он постоянно напоминает людям о чем-то, нередко очень важном. Порой — самом важном в жизни. Приглядись — плакат не только герольд. Он — истинный оратор. Мы убедимся в этом.

Как видишь, Красота и Мудрость Искусства рождаются в великом труде Художников и Мастеров, о чем долго помнишь, посетив их мастерские и производство, где все чаще появляется художник и где давно уже работают мастера, потомки старинных ремесленников. Да, искусство, труд великий, опыт неповторимый.

«О мой друг! — обращается к тебе из XVIII века замечательный французский мыслитель Дени Дидро. — Эти искусства ... Какие они долгие, мучительные и трудные! Между всеми картинами, которые здесь имеются, ищите самую плохую и знайте, что две тысячи несчастных перегрызли кисть с отчаяния, что не смогли сделать и этого».

Две гравюры — две мастерские, но единый мир светлой простоты неторопливого и вдумчивого труда мастеров своего дела. Мудрый Фаворский, Владимир Андреевич (вверху — линогравюра И. Голицына) — наш прославленный график, искуснейший мастер гравюры. Умудренный в «ремесле скрипичных дел» Антонио Страдивариус (справа — ксилография А. Кравченко). «Фаворский» — образ реальный, «с жизни списанный». «Страдивариус» — воображен. Но в том и другом произведении есть «правда мастерской», «правда творчества», то есть тех особых условий, которые сопутствуют художнику: уединенность, сосредоточенность, простота окружения, присутствие необходимых специальных инструментов.

Однако художник, желающий работать одновременно в разных техниках гравюры или в книге и плакате, не может полностью завершить произведение в уединенной тихой мастерской. Каждая техника гравюры: линогравюра, ксилография, офорт, литография и т.д. (см. текст, стр. 100) — требует специального, нередко громоздкого оборудования, предоставляемого графикам в мастерских специальных, например, офортных или литографских (стр. 110—113; 118, 120—123). И художники делят труд-творчество между мастерской своей и общественной.

А художники книги и плаката (см. текст, стр. 103—105) делят труд-творчество между мастерской и производством.

«Ксилография», а точнее — «гравюра на дереве» (см. текст, стр. 99) относится к старейшим техникам. Легко увидеть особенность ее исполнения: художник вырезает изображение зеркально (стр. 118, слева внизу) на деревянной доске — большой или маленькой, что зависит от замысла (вверху — фотоэтюд: руки В. А. Фаворского). С доски (внизу) и получают оттиски, каждый из которых — оригинал. Цветная же печать осуществляется с нескольких досок на один лист, в котором совмещаются все заданные цвета.

Ксилография — очень красивое искусство, стоит лишь внимательно рассмотреть выверенный художником строи линий, их безукоризненное совершенство и сложность.

Справа — Сузуки Харунобу (Япония, XVIII в.) — первый крупный художник цветной гравюры. Ранние его листы исполнены в два цвета; позже он в совершенстве овладевает многоцветием. Цветные эстампы (см. текст, стр. 101), созданные им, отличают изысканная гамма мягких тонов, изумительный линейный ритм, тонкое поэтическое видение жизни (справа — «Девушка, посещающая храм в бурную ночь». Цветная ксилография).

Офорт — «моложе» ксилографии, но тоже почтенная по возрасту техника гравюры на металле с применением химической его обработки (см. текст, стр. 100). Перед нами металлическая доска (вверху) с уже выгравированным, а точнее, вытравленным кислотою рисунком. На доску остается только накатать краску, снять тщательно излишки (внизу справа) и печатать оттиск на специальном станке (стр. 113). Но этой стадии предшествовали другие: покрытие доски лаком, чтобы кислота не разъедала при травлении весь металл; копчение (внизу слева), благодаря чему легко переводить на доску рисунок или рисовать прямо по черной поверхности специальными иглами, процарапывающими лак (справа) и открывающими тем самым металл. Затем только и можно приступать к травлению процарапанного рисунка.

Офорт Д. Митрохина (слева внизу — фрагмент офорта «Яблоко и орехи») отличает манера свободного рисунка, созданного в один прием очень точной рукой большого мастера, человека с безукоризненным вкусом. Именно таким и был Дмитрий Исидорович, чье творчество входит в золотое наследие советской графики. Глядя на легкость и точность изображения, кажется, что при его создании не было никаких громоздких процессов, обслуживаемых многочисленными предметами, необходимыми для подготовки и проведения печати (слева вверху). Будто и не сходил офортный лист со станка, а создан именно как рисунок — на едином дыхании.

Свободное в сравнении с резцовой гравюрой (см. текст, стр. 100) движение гравировальной иглы офортиста позволяет художнику выразить свой почерк, свой вкус, свое ощущение современного ему мира. Игла уподобляется перу, и потому в технике офорта полнее раскрывается индивидуальная манера рисующего со всеми особенностями его личных приемов.

Рассмотри внимательнее на стр. 114—115 лист из серии «Римские древности», исполненный в технике офорта замечательным итальянским художником XVIII века Джованни Баттиста Пиранези. Поразительное богатство тончайших линий, из которых художник буквально «ткет» с неслыханным терпением то световое сияние, то глубокую, то подсвеченную тень; перед нами храмы и люди, величие и нищета, вечность и быстротекущий день — все это сплетается в грандиозную картину,