которую раскрывает перед нами гравюра.

Прославленный художник Германии XV—XVI веков Альбрехт Дюрер исполнил одну и ту же тему: «Рождество» в старейших техниках гравюры на дереве (справа — ксилография) и на металле, меди (слева — резцовая гравюра). Совершенство названных техник возможно прочувствовать, разглядывая именно оригиналы. Они передают и тонкость каждой и их различие. Но в книге тоже очевидно неодинаковое их звучание. Гравюра на меди (резцовая) — более тонкая, прозрачная, воздушная. Кажется, что композиция, решенная в этой технике, больше залита светом в сравнении с темноватой ксилографией. Откуда эти качества? Их вызывает линия. Тончайшая линия, взрезанная резцом в металле, больше открывает бумагу. Отсюда больше прозрачности даже в сближенных штрихах. В то время как более плотная линия, вырезанная в дереве, сближается плотнее и тень создает гуще.

Именно качество линии отличает технику гравюры. А художник выбирает ту, которая «ответит» настроению создаваемого образа. Неспроста же одно «Рождество» ... словно тихое утро, а другое — как «тревожные сумерки». Иными словами, одно — лиричное, другое — драматичное.

Трудно узнать гравюру в этом свободном рисунке (справа — Т. Стейнлен. «Влюбленные». Цветная литография. Франция. XX в.). И все-таки это гравюра! Литография! То есть гравюра на камне (см. текст, стр. 101), дающая художникам возможность именно рисовать, а не процарапывать, не вырезать, словом, не гравировать. Правда, рисовать специальным карандашом; правда, рисовать не на бумаге, а на камне, но рисовать свободно! И к тому же получать при печати с камня много оригиналов исполненного рисунка. Эти специальные камни — тяжелые глыбообразные плиты (внизу справа) — хранятся в литографских мастерских, специально оборудованных для работы художников-графиков (вверху). Художник приходит сюда с готовой композицией, которую постепенно переводит на камень в зеркальном изображении (внизу слева). А уж при печати с камня изображение вновь становится «прямым» соответственно задуманному эскизу.

Камней много в литографской мастерской, и они выступают то в роли «листа» для рисунка, то в роли «палитры» для красок. И на одних действительно рисуют, а на других раскатывают краски специальным валиком, с тем чтобы перенести избранный художником цвет на камень с оригинальным рисунком (стр. 122, вверху) и чтобы передать его после проката на станке (стр. 122, внизу) отпечатку-эстампу.

Литографская мастерская соединяет в себе и «творческий зал», и «ручную типографию». Здесь художник имеет возможность делать пробные отпечатки, править на ходу оригинальный рисунок на камне, добиваться того совершенства, к которому стремится и которое невозможно предусмотреть в предварительном эскизе. Здесь (как и в монументальном искусстве) вместе работают «мастер и маэстро», мастер-печатник и художник-график. Их рабочее, творческое содружество очень важно, ибо легкое изменение рисунка на камне должно со всей точностью и тонкостью повториться в отпечатках, то есть в многочисленных оригиналах литографии. Особые чувства возникают здесь. Как и в офортных мастерских, здесь тихо, здесь запах типографских красок и трудно объяснимая переплетенность старины и современности. Потому что художник, создающий сегодняшнее искусство, работает в старинных техниках, в «несовременном» неторопливом движении, возникающем в великом внимании и тщательности исполнения задуманного.

В литографской мастерской

Неразрывное, а потому живое единство прошлого и настоящего интересно проследить в искусстве книги, искусстве древнейшем и вечно молодом. Ты перелистываешь страницы точно так же, как это делает Евангелист Лука, изображенный углубившимся в чтение книги священной (слева — «Евангелист Лука», справа — «Евангелист Матфей», миниатюры из Новгородского Евангелия XIV века, фрагменты). Потому что наша книга и то, что у него в руках, — один и тот же тип книги, именуемый словом «кодекс» (см. текст, стр. 102). А Евангелист Матфей изображен неторопливо записывающим свои мысли на длинном полотнище «свитка». Свиток — еще более древний тип книги, ныне почти забытый (менее удобный в работе).

Сами же миниатюры — не что иное, как «иллюстрации» старинной книги. Правда, в отличие от современных иллюстрированных изданий эти «картинки» являют собою подлинную живопись (книга написана и украшена от руки, что так не похоже на процесс создания книг современных). И тем не менее старая и нынешняя книга — едины! В любой книге прошлого, настоящего и будущего, в каком бы облике она ни пришла в жизнь людей — глиняной ли табличкой, деревянной ли дощечкой, шелковым или папирусным свитком, написан ли текст на кости, бамбуке, меди, коже или напечатан на бумаге, — основа книги едина, ибо в ней соединяются текст и изображение. В одних преобладает текст, в других изображение, а в иных (как в нашей) определенное равенство текста и изображения. Владелец книги выступает в роли читателя и зрителя. Но бывают книги игровые, детские.

Старинные рукописные книги писались на бумаге (слева вверху — иранский манускрипт XV в. «Антология Искандера»), писались и на пергаменте. Пергамент — очень древний материал, изготовлявшийся из шкур животных более двух тысяч лет назад. Но будучи усовершенствованным в Пергаме (столица Пергамского царства. Малая Азия, II в. до н.э.), получил свое название по имени города. (Справа — миниатюра, исполненная на пергаменте византийским мастером X века для так называемой «Парижской псалтыри».)

Еще древнее клинописные глиняные таблички (стр. 128, слева внизу — образец шумерской клинописи, которой более четырех тысяч лет и в которой записаны условия взимания зерновой подати). Или папирус (стр. 128, вверху — «Летронский папирус», древнейший греческий текст по астрономии с комментариями о небесных телах. Ему более двух тысяч лет). В долгой борьбе с папирусом пергамент восторжествовал неспроста: писали на нем с обеих сторон; к тому же можно было смывать один текст ради другого и в то же время выбирать сорта лучшие (веленевый пергамент) для избранных книг! Лучшие и изготовлялись из телячьих шкур, что, разумеется, удорожало манускрипт. Небольшая книга, написанная на веленевом пергаменте, листы которого почти белые, очень тонкие и мягкие, стоила жизни целому стаду телят. Чаще