– Знаешь, что во всем этом меня поражает больше всего? – буркнул Браневич, глядя на впавшего в кому коллегу. – Что этот треп ты тоже повторяешь каждый раз!

Разум Даниеля находился между явью и сном, а тело – между жизнью и смертью. Временами в этот сон проникал кто-нибудь посторонний – врач, психокибернетик, Паццалет, Карлсон. Происходило это всегда одинаково. Сначала исчезали изображения. В первые дни реконструкции и реконвалесценции одурманенный наркотиками мозг непрерывно выдавал картины, в которых фантазия перемешивалась с реальными впечатлениями. Среди героев видений встречались как знакомые люди, так и действующие герои из самых популярных виртуалов. Позже, когда ум Даниеля пришел в норму, ему перестали давать галлюциногенные наркотики, зато позволили включить виртуальные имитации. Однако если кто-то подключался к контактному чипу инкубатора, раздражители оказывались столь сильными, что заглушали виртуальные проекции, оттесняя наркотические видения. Так было три недели назад, ещё в клинике, когда в контакт с Даниелем впервые вступил врач.

«Ты в больнице. Мы вывели тебя из состояния смерти. Реабилитация проходит успешно. Потери, понесенные организмом, поддаются регенерации. Ты полностью восстановишь свое физическое состояние». – Голос всегда звучал где-то рядом. Своего тела Даниель не ощущал. Ему казалось, что он висит в безграничном пространстве, медленно покачиваясь на волнах, проходящих по его телу. Голос врача ещё больше усиливал движение этого психического эфира.

«Тебе встроены чипы органов чувств, – продолжал врач. – Благодаря им ты меня слышишь. Если хочешь что-то передать, шевели губами так, словно ты это произносишь».

«Знаю. Меня уже не раз так лечили, – выполнил указание Даниель, не чувствуя ни губ, ни языка, ни гортани. Его голос гудел так же, как слова врача. – Нельзя ли немного понизить уровень усиления?»

«Снижаю… Раз, два, три… Теперь хорошо?»

«Лучше. Как мои дела?»

«Как я сказал, в порядке. У тебя были очень серьезные повреждения. Инфаркт, тромбы в мозге. Полностью отказали почки. Ожоги третьей степени на шестидесяти процентах кожи. Пропало также больше половины твоего хардвара. Да, тебе оторвало руку и кусок ноги».

«Так из чего же я теперь состою?»

«Ты дозреваешь. Мы выращиваем ткани и органы».

«На это уйдет много времени?»

«Не торопись. Хороший „оживец“ – вроде вина, чем дольше вызревает, тем лучше становится».

«Надеюсь, на собственные ноги? Становится-то?»

«Не исключено, Бондари, что и на собственные. Но скорее всего придется начать с коляски и внешнего скелета. Из инкубатора ты выйдешь недель через пять, потом ещё столько же уйдет на окончательное выздоровление. К работе сможешь вернуться через квартал. Если, конечно, снова захочешь вляпаться в то же дерьмо…»

«Что случилось? Как прошла операция? Мы до них добрались?»

«На эти вопросы я тебе ответить не могу. Завтра поговоришь со своим начальником. Я отключаюсь и подключаю к тебе имитаторы. Веселись, Бондари».

Голос умолк, а минутой позже Даниель почувствовал резкий прилив энергии. Неожиданно в его мозгу возникли цветные изображения, а вдалеке послышалась тихая музыка, изображения начали двигаться, потом превращаться в целые сцены. Даниель Бондари начал очередной наркотический полет.

Впоследствии было ещё много подобных бесед, которые вскоре начали дополняться виртуальными проекциями, набором сведений и записями, зарегистрированными во время акции. Спустя две недели тело перенесли из больничного инкубатора в меньший сосуд, который установили у него дома в Переландре. Туда приехал Карлсон, получивший личный приказ полковника Паццалета: присматривать за Даниелем, одновременно неофициально охраняя его. Потому что за время, пока Бондари лежал без сознания, на планете Гладиус произошли серьезные изменения, битва с коргардами проходила отвратительно. Правда, подразделению, в котором служил Даниель, удалось преодолеть заслоны врага, но в результате военных действий территория форта была искромсана полностью. Не уцелело ни одного строения, в пепелище не удалось найти входы в какие-либо подземные убежища. Единственным «положительным» результатом было то, что сбили две коргардские машины, из которых одну удалось захватить. В то же время штурмовые отряды потеряли по восемьдесят процентов личного состава – прекрасно обученных, опытных бойцов. Большинство тех, кто выжил, оказались не в лучшем, чем Даниель, состоянии. Находившаяся на некотором удалении от крепости логическая группа, в состав которой входили Паццалет и Карлсон, не пострадала. В остальных фортах дела обстояли не лучше. Даниель не знал, какие из них подвергались реальному нападению, а какие – в ходе отвлекающих маневров. Важно, что нигде больше не удалось преодолеть защищающие базы барьеры. В боях полегли общим счетом около полутора тысяч человек. Для гладианских условий – гекатомба. Но этим числом не ограничивались потери. Бой длился тридцать четыре секунды. В двух местах коргарды уничтожили защитные чаши, раскинутые над фортами, и тучи радиоактивных загрязнений, волны торнадо и землетрясения прошли почти через весь континент. В нескольких других точках коргардские боевые машины не ограничивались уничтожением нападавших, а направились в глубь страны. К счастью, они обходили стороной крупные города, однако много отдельно стоящих домов и три небольших поселка были сметены с поверхности планеты.

Военное поражение вызвало политические последствия. Множество обладающих правом голоса граждан Гладиуса сменили свои электорские пристрастия. За одну ночь состав Совета Электоров радикально изменился. «Покорные» получили абсолютный перевес над партией «несгибаемых». Это не было обычным колебанием настроений. В течение нескольких дней до граждан доходили все новые и новые сведения о смерти солдат и гражданских лиц, о загрязнении среды, разрушении домов и целых селений. В конце концов воцарилась уверенность в бессилии собственной армии. Такая оценка была ловко подхвачена СМИ, традиционно благорасположенными к «покорным». Мимо общественного внимания каким-то образом прошел тот факт, что гладианской армии все же удалось уничтожить один из фортов и что теперь уже существуют оружие и технология, благодаря которым можно сопротивляться коргардам. Но… помнили только о жертвах.

«Война, Даниель, жестокое ремесло, – сказал полковник Паццалет, когда вошел в сопряжение с коммуникационным чипом инкубатора. – Но бывает, что только готовность одобрить такую жестокость позволяет нам уберечься от преступления стократ более жестокого».

«В Академии такие обтекаемые цитатки обычно вставляли в рамки и развешивали по коридорам, – ответил Даниель. – Мы считали, что нам их вдалбливали в подсознание во время имитаций».

«Да, Даниель, поскольку мудрость этих, как ты говоришь, „цитаток“ могут оценить только такие старики, как я».

Наконец полковник задал Даниелю вопрос, который тот понял не сразу:

«Знаешь ли ты, где был?»

«Когда?»

«Ну тогда, на территории форта?»

«Нет, хотя думаю, что перед нами раскрылась какая-то петля их защитного поля. Или что-то в этом роде. Достаточно взглянуть на мои культи… Они отрезаны ровно, как по линейке. Это могло быть силовое поле! Впрочем, возможно, у коргардов есть прекрасные спецы, подстригающие газоны».